Лев Спивак. 16.03.2008 года. Спивак - Овосапов Лев Эмильевич (Лев Спивак) родился 10.01.1931года в городе Одессе. По окончанию средней школы и школы мореходного обучения - 1948 год, работал мотористом дока на СРЗ 1 (1948-1951) годы. Там же в газете "Судоремонтник" были опубликованы мои первые стихи. С 1951 служил в армии и печатался в армейских газетах. В 1954 году окончил школу офицеров запаса и вернулся в Одессу. В 1960 окончил ОМУ, в 1963 году окончил двухгодичный курс по журналистике и фоторепортажу при ЦДЖ и получил диплом журналиста. Все годы печатался в периодической печати и журналах, и продолжал работать на судоремонтном заводе. В 1995 году, в издательстве "Оптима" вышли мои два поэтических сборника: "Страна моя - любовь!" и "Струны души моей". В 1996 году переехал на ПМЖ в Израиль. В 1997 году издаётся венок сонетов "Иерусалим". В 1998 книга миниатюр "Тетива", 1999 - поэтический сборник "Когда цветы не умирают". 2001год книга сонетов "Пушкин и его музы", завоевавшая в том же году, на конкурсе "Пушкинская лира" в Нью - Йорке сертификат и медаль. Там же получил "Специальный приз" за стихотворение "Моему городу". В 2001 году выходит и поэтический сборник "Мы из одного гнезда". В 2002 году выходит книга шаржей и эпиграмм "Старые знакомые", совместный труд четырёх авторов: Юрия Янина, Ефима Шпигеля, Григория Шмуленсона, Льва Спивака. В 2004 году первая книга прозы "Времена и судьбы" и первый музыкальный сборник "От Иерусалима до Одессы". В 2006 году первая книга трилогии "Не начертанные пути", повесть "Славкины уроки". В 2007 году поэтический сборник "Открытые острова" и в 2008 году, в Одессе, вышел музыкальный сборник "От Одессы до Иерусалима". из повести "СЛАВКИНЫ УРОКИ" САЛЮТ Этого дня мальчики ждали с нетерпением. Уже неделю Сёмка - беспалый, Лёнька - рыжий и Вадик - быстрый занимались разборкой снарядов, найденных Лёвкой - профессором в развалке бывшего немецкого штаба. Беспалый был главным специалистом: он осторожно выкручивал взрыватели, Вадик же с Лёнькой разбирали головки снарядов и вытаскивали из них шёлковые мешочки, заполненные мелким пластинчатым порохом. Иногда им помогал и Лёвка. Обнаружил он пять ящиков с зенитными снарядами случайно. Они играли в казаков - разбойников и Лёвка спрятался во взорванном здании, за стеной обрушенного подвала. Там, в углу, он на них и наткнулся. Штаб располагался в одно - парадном четырёхэтажном доме и находился в конце двора "Нового дома". Жившие в соседнем с ним здании Вадик - быстрый и Сёмка - беспалый, находившиеся в годы войны в захваченной немцами и румынами Одессе, рассказывали. Немецкий штаб и прямо напротив расположенное его административное здание, были отделены от остальных домов и двора колючей проволокой и металлическим забором. Сразу же, после освобождения Одессы в апреле 1944 года, их разобрали и вывезли. На крыше штаба немцы установили несколько зенитных пулемётов и две зенитки. Именно для этих пушек и были завезены, и в спешке отступления - забыты, найденные Лёвкой снаряды. Удивительно, но во время взрыва немцами обеих зданий, снаряды не с детонировали и не взорвались. Благодаря ежедневной работе, гора мешочков с порохом росла. - Вот полыхнём! У всех поджилки затрясутся, - вытаскивая очередной взрыватель, - радовался Сёмка - беспалый, - мы таки устроим настоящий Салют Победы и поминки по фашистам. - Ты поосторожнее, смотри, как бы нам самим не полыхнуть, - возразил ему Лёнька - рыжий, - кончаем их разбирать! Но Беспалый не успокоился пока не разобрал последнего снаряда. После Лёвкиной находки, ребята тщательно проверили все закоулки взорванных зданий и подвалов, и не зря: в одном из сараев бывшего штаба нашли ещё несколько пачек с ракетами. Для кульминации Салюта, мальчишки заготовили ещё и два десятка консервных банок. Проделав большим гвоздями в днищах и по бокам каждой банки дырочки, прикрепили к ним сделанные из электрошнура длинные ручки. Суть Салюта заключалась в раскручивании банок, предварительно заполненных расплавленным дюралюминием. Из дырочек должны были вылетать горящие капельки металла, создавая причудливое огненное кольцо. Изобретение принадлежало Сёмке и,как рассказывал сам Беспалый,опробовал он его в первый раз, узнав о разгроме фашистов под Москвой.Потом уже крутил Салют в честь Победы нашей армии под Сталинградом.В общем,к Салюту Победы над Германией и фаши змом мальчишки готовились солидно и серьёзно. - Ребята, давайте вечером устроим маленькую репетицию, - предложил Кисель (Толик Киселёв). - Я давно это Лёвке предлагал, - поддержал его Беспалый. - Вы хотите, чтобы нас засекли и всё нам сорвали? - возразил Лёвка, - с порохом не шутят. - Да, брось ты осторожничать! Ну, будет немного шума и пламени, но это никого не напугает, - поддержал Киселя и Беспалого Лёнька - рыжий. Как только стемнело, мальчики собрались у развалки бывшего штаба. Семён, Толик и Лёнька вытащили из подвала штук тридцать мешочков с порохом и сложили их небольшой пирамидой. Несколько мешочков аккуратно распороли и, пересыпав мешочки в пирамиде порохом, протянули дорожку из него к ограждающему садик двора бетонному забору. За ним, во время вспышки, и решено было укрыться. Сёмка - беспалый поднёс спичку к пороху и огонь, заструившись, устремился к пирамиде. Все залегли за забором и почему-то прикрыли головы руками. Вспышка была ослепительной и вдруг, неожиданно, грохнуло. В окнах домов зазвенели стёкла. Мальчишки ещё сильнее прижались к земле и почувствовали, что на них падают комочки земли. Лёвка сразу заподозрил неладное, и взглянул в сторону Беспалого. - Ну, как? - ухмыльнулся Сёмка, - во дело! Пока вы крутились, я в пирамидку пару взрывателей сунул. - Вот мы тебе сейчас сунем, - разозлился Лёнька - рыжий, - тебе мало, что сам без пальцев, так хочешь и нас… Но договорить не успел. Увидев, спешащих к ним женщин, Лёвка скомандовал: - Все в развалку! Быстрее! - ребята мигом растворились за стенами разрушенного дома. О страсти Сёмки - беспалого к всевозможному оружию, гранатам, ми нам, снарядам мальчишки знали давно. Удивлялись его смелости и умению их разбирать. Как-то он ухитрился даже вытащить запалы из двух противопехотных мин. Правда, это была скорее легенда, чем быль. Эта страсть и привела Сёмку к беде. Оставаясь в оккупации, в 1943 году, в руки ему попала граната - лимонка. Когда он вытащил из неё предохранитель, она взорвалась в руках. Его счастье, что граната была без чугунного чехла. Ему оторвало все пальцы левой руки, частично повредило большой и указательный пальцы правой, но их врачи сумели сохранить, как и соорудить из оставшихся кусков раздробленной левой ладони нечто похожее на два пальца. Сёмка научился ими управлять почти, как пальцами правой. С тех пор, на левой руке, Беспалый всегда носил чёрную лайковую перчатку. Граната поразила лицо, грудь, другие части тела, но, несмотря на множество ранений, Сёма остался жив. Вот на это, после взрыва взрывателей, и намекнул Беспалому Лёнька - рыжий. Рассказывая о Сёмке Выкресте, немного отвлекусь от основной темы. Выкрест - это была настоящая фамилия Семёна Александровича. Во дворе "Нового дома" он появился в 1938 году. Уже тогда семилетний мальчишка был выше и крупнее своих сверстников. Семья Выкрестов переехала в Одессу из города Львова, но из-за тяжёлой болезни бабушки Семёна, матери его мамы - Любови Дмитриевны, он, вместе с матерью, младшей сестрой и бабушкой не эвакуировался из города и остался в немецком плену. Отца Семёна, инженера Александра Яковлевича Выкреста, руководителя конструкторского бюро Львовского радиозавода, арестовали в 1937 году, как врага народа, и семья не знала, какова была его судьба после ареста. Жив ли он, или всё ещё находится где - то в спец - лагерях. Выкресты были сугубо русской семьёй, какого же было удивление Лёвки - профессора, когда в 1998 году, в Тель - Авиве, на собрании активистов партии Исраэль ба-Алия, Лёвка увидел, всё такого же щеголеватого, в изящной замшевой куртке со знакомой лайковой перчаткой на левой руке, седого Сёмку - беспалого. Они расцеловались. - Ну, брат, ты и даёшь! - обнял товарища Лёвка, - кого только из наших одесситов я здесь не встречал, но, что ты еврей и мы с тобой здесь вот так столкнёмся, лоб в лоб, этого я, дорогой ты мой человек, никак не мог себе представить… Во дворе, у Сёмки - беспалого, была и ещё одна кличка - Каланча. В свои пятнадцать лет, он на пол головы был выше своих сверстников и шире их в плечах. Считая себя уже взрослым мужчиной, он отпустил длинные волосы и носил модную причёску "Карэ". Его залатанные брюки, всегда тщательно наглаженные, и белая рубашка с чёрным галстуком - бабочкой гармонировали с его лакированными штиблетами - гордостью Сёмки. В них, в обязательном порядке, он щеголял по вечерам, привлекая к себе внимание молодых женщин и девушек, днём же, особенно летом, всегда был небрежно одет и в сандалиях на босу ногу. Если бы у Сёмы не было кличек "Беспалый" и "Каланча", ему бы обязательно дали кличку "Сёмка - щеголь". Сёмка знал, что лицо его - со многими шрамами, непривлекательно. Лоб, карие глаза, нос, губы, подбородок, короткая шея и даже голова были небольшими и непропорциональны его росту и фигуре. Отсюда и бравада пышной причёской и тем, что одевался он, не как все. На взгляд Сёмки, умение так выглядеть, компенсировало ему его внешние недостатки.И,действительно, Семён пользовался успехом у противоположного пола. Сёмкины глаза всегда горели каким-то внутренним пламенем, и, каждый раз, от него можно было ожидать очередных неожиданных выходок и неприятностей. Взрыватели в пирамиде и были его новым сюрпризом. - Думаю, во дворе нам устраивать Салют нельзя, - вслух высказал свои опасения Лёвка, - от взрыва могут вылететь стёкла в окнах домов, и людей напугаем. Всем уже будет не до праздника. - Давайте устроим Салют на футбольной полянке, за нашими домами,- предложил Вадик - быстрый. - Тогда на нашей Новосельской, стёкла в окнах во всех домах вылетят, - засмеялся Сёмка. - Заделаем всё это в развалке штаба, - высказал свою идею Лёнька - рыжий, - сами вылезем на четвёртый этаж, и будем наблюдать. - Правильно, оттуда лететь до первого всего три этажа, - съехидничал Фимка - шая. Лёва не стал спорить с ребятами и предложил готовый план: - На первом этаже развалки штаба, выложим звезду из пороховых мешочков, по три штуки друг на друга и по концам её установим пять взрывателей. Сами же устроимся на втором этаже в развалке напротив. Я видел стены там толстенные, и отлично нас укроют, когда сработают взрыватели. Оттуда и протянем пороховую дорожку к звезде. - К взрывателям добавим по одной ракете. Нет, лучше по две, - перебил Лёвку Беспалый, - и от звезды потянем пороховую дорожку на второй и третий этаж и там тоже установим ракеты. Вот это будет Салют! - Выслушав добавления Сёмки, Лёва возражать не стал, только закончил свою мысль: - Стены развалки мощные и примут движение взрывной волны на себя. Так мы и стёкла домов спасём и отсалютуем нашей Победе. - Ты, таки да, - Профессор, Лёвка! - восхитился Вадик - быстрый, - здорово выкрутил. Мы с Сёмкой помним, как было, когда немцы подорвали эти два здания. Тогда стёкла вылетели во всех домах до самой Дерибассовской. - Так и было, ребята! Когда после взрыва дома начали гореть, мы не могли в квартирах находиться, такая была жара, - добавил подробности Беспалый. - Развалки ещё догорали, когда наши пришли, - вставил своё слово и Жека - малый. (Женя Дерюгин). - Я первый наших солдат увидел, - перебил его Вадик - быстрый, - утром, рано, рано вышел во двор и слышу шаги колоны на Портофранковской. Мы наших уже третий день ждали, сразу, как немцы с румынами из города ушли. Я подумал: - Может, ещё оставшиеся румыны с немцами улепётывают, - тихо подхожу к забору и выглядываю… - В последние дни, немцы в городе вообще не разрешали никому из квартир выходить, - опять вмешался Сёмка - беспалый. - Да, не перебивай ты, - остановил его Толик - кисель. - Так высунулся я, - продолжал Вадик, - и в первую минуту даже своим глазам не поверил. Потом, как закричу: "Наши! Наши! Ура!" И выскочил на улицу. Из домов уже выбежали женщины, старики, дети. Все счастливые, смеются и плачут, и целуют солдат. Те шли и только улыбались, а сами еле, еле идут. Устали очень. В эти первые тёплые майские дни 1945 года, вместе с солнцем и зазеленевшими почками, в страну и в Одессу, в каждый дом уже вошла Надежда. Вот! Вот она, совсем рядом - Победа, и конец войне. Пахло весной и её флюиды носились в воздухе рядом с ожиданием этого Великого праздника. Гимном жизни на улицах звучали птичьи песни. Каждое утро, Лёвка просыпался с тревожной мыслью: - Не свершилось ли? - и поспешно включал радиоточку. Он боялся проспать эти счастливые минуты - сообщения информбюро о Победе народов мира над немецким фашизмом. Лёвка ждал, когда прозвучит твёрдый и чёткий голос Левитана, и, под торжественный бой Московских курантов, возвестит миру о Победе нашего народа, падении Германии и уничтожении фашизма. Сообщение о Победе Лёвка с ребятами услышали, когда были в школе. На третьем уроке, в пятый "А", быстрым шагом вошёл директор школы и громким дрожащим голосом произнёс: - Дети! Фашистская Германия капитулировала! Победа, дети! Класс замер, затем раздалось громкое "Ура!". Мальчишки обнимались, прыгали, стучали крышками парт, вновь кричали "Ура!" И, впервые, директор школы не останавливал и не успокаивал их. На торжественный митинг, школа собралась в спорт - зале. Лёва издали заметил Толика Киселёва и рядом с ним рыжую голову Лёньки. Подняв, согнутую в локте правую руку, со сжатыми в кулак пальцами, Лёвка приветствовал их, как это делали испанцы, сражаясь с фашистами за свою свободу. Ребята ответили ему таким же приветствием. - Встретимся у выхода! - крикнул им Лёва. Мальчики кивнули, мол, поняли. После митинга всех отпустили по домам. Под громкое "Ура!" Мальчики разбежались по классам. У дверей школы Лёвку уже ожидали друзья. - Во сколько будем салютовать? - спросил Толик. - Может, отставим это дело сегодня, - благоразумно предложил Лёнька, - праздник такой, люди радоваться будут, а тут мы грохнем и напугаем всех. - Что это ты вдруг таким хорошим стал? Сам целую неделю снаряды разбирал. Да, и что мы ребятам скажем? Сёмка - беспалый ради Салюта жизнью рисковал, - зло цедил слова Лёвка. - Не будем ссориться. Такой день для всех. Салют же обязательно нужен, и ровно в 21 - 00 по московскому времени. Вместе со всей страной громыхнём и мы, - решил спор Толик. Сейчас скорее по - домам, сообщим ребятам о сборе и в два встретимся у развалок. Ровно в два Лёва с Толиком сидели на заборчике, напротив разрушенных корпусов. Вскоре подошли Лёнька рыжий, Вадик - быстрый, Жека - малый и Фимка - шая. Семён - беспалый почему - то задерживался. - Жека, где котёл с дюралюминием и консервные банки? - Всё в загородке, Лёва. Я уже и дрова для костра приготовил, но его ещё рано разжигать. Чтобы расплавить дюралюминий и разлить по банкам, нам и пары часов достаточно. _ Сколько можно ждать? Мы, что без Сёмки не можем всё приготовить! - возмутился Вадик. - А ты знаешь, сколько взрывателей пустить в дело и где Сёмка их спрятал? - спросил его Толик. - Всё я знаю! Двигаем ребята, - сказал Вадик и пошёл к подвалу. - Куда ты спешишь, Вадик? Сейчас только половина третьего, Салют же мы назначили на 21 - 00, - остановил товарища Лёва, - смотри, вон идут Фимка, Вита - ута, Жэка - малый, подойдут и старшие ребята и, в часов шесть, начнём подготовку. К тому времени и Сёмка появится. Пока же предлагаю на пару часов выскочить на полянку и погонять мяч. Когда к шести ребята вернулись к развалкам, Семён был весь в работе. - Что это ты нас не подождал, Сёма?- Лёва уже не доверял Беспалому и боялся, что он опять выкинет какой-то трюк, и всем им потом не поздоровится. - Откуда я знаю, где вас черти носят!? - Ты, Беспалый, не ругайся. Лучше идём, и покажешь мне, где и сколько взрывателей ты установил, - вмешался Лёнька - рыжий. - А больше ты ничего не хочешь?- огрызнулся Беспалый, - вы думаете я собираюсь ещё раз дом взорвать? - Пошли, ребята, посмотрим, что наш гросс - мастер там соорудил, не обращая внимания на Сёмку, позвал всех в развалку Лёва. На бетонном полу первого этажа, в форме пятиконечной звезды, уже были аккуратно уложены десятки мешочков с порохом. Все они были пересыпаны пластинчатым коричневым порохом. По концам звезды было установлено по одному взрывателю и по две ракеты. В центре же, на квадрате, тоже были в три слоя уложены мешочки и пересыпаны порохом. На них лежали десять взрывателей и двенадцать ракетных патронов. От концов звезды к центру тянулись дорожки высы- панного на бетон пороха. - Здорово это! Молодец! - восторженно завопил Жека. - Где остальной порох и взрыватели, Сёма? - недоверчиво спросил Лёва товарища, - смотри, не заложи их ещё и среди мешочков. Сам понимаешь, какой может быть взрыв. - Не переживай, Лёва, порох и взрыватели внизу в подвале. До них дело не дойдёт. - Что же нам теперь делать? - растеряно спросил Толик. - Дел хватит на всех, - успокоил его Семён, - надо притащить ещё мешочки с порохом и уложить их по концам звезды, но главное вырыть поперёк двора не глубокую траншею и в ней тоже сделать дорожку из пороха до противоположной развалки. Траншея нужна, чтобы в случае ветра порох не раздуло. - Сёма, что-то я не нашёл внизу всех взрывателей? - вылезая из подвала обеспокоено спросил его Лёва. Ему показалось, что в Сёмкиных глазах промелькнула какая-то искорка. - Ты напрасно мне не доверяешь, Профессор. Сейчас я тебе все их покажу. Лёвка услышал в словах Сёмки скрытую издевку, но промолчал. Мальчики быстро справились с Сёмкиными указаниями и к восьми вечера, каждый выбрал себе удобное местечко у окон второго этажа. Из них хорошо просматривался первый этаж противоположной развалке, где и должен был прогреметь Салют. Фимка, Жэка и Вита - ута, в загородке, закачивали расплавлять в котле дюралюминий. Лёвка с нетерпением поглядывал на луковицы отцовских карманных часов, подаренных ему матерью после его гибели и взятых им сейчас, по такому торжественному случаю, тайком от неё. Время тянулось медленно. Хотя он и убедился, что остаток взрывателей и пороха, аккуратно сложенные, находятся в деревянном ящике в подвале, но что-то интуитивно подсказывало ему, что Сёмка готовит им "мину". - Толя, сходи за ребятами в загородку. Посмотри, чтобы они всё захватили с собою: банки, котёл с алюминием и, главное, черпак. Оставите все причиндалы у окон здания на первом этаже. Да, пусть Фимка с Жекой посмотрят снаружи на Новосельской и в загородке, чтобы там случайно кого - то не оказалось. - Добро, Лёва! Через некоторое время Толя вернулся с мальчиками, и они тоже заняли наблюдательные места. Слава не сводил глаз с секундной стрелки. Наконец, он махнул рукой залёгшему на первом этаже Сёмке - беспалому, и тот поднёс спичку к ямке с порохом. Синий огонёк быстро пересёк двор и вдруг огромное пламя взметнулось кверху и, вырвавшись из пустых глазниц окон, ослепило и опалило мальчиков. Жар проник всюду и не давал дохнуть. Затем раздался взрыв. Неожиданно, из подвала, тоже вырвался столб огня и прогремел ещё более сильный взрыв. Вторую вспышку ребята не видели, они давно уже лежали на бетоне, прижавшись к нему всеми частями тела. Второй взрыв был для всех, кроме Сёмки, сюрпризом. Развалку дважды качнуло, как при сильном землетрясении. Всё это длилось считанные секунды. Когда испуганные, они поднялись и выглянули из окон развалки, в здании напротив ещё бились о стены горящие ракеты. Отблеск вспышек, осветивший каждую квартиру, затем два мощных взрыва, так, что стены домов дрогнули, звон лопнувших стёкол - всё это случилось в ту минуту, когда первые залпы Победного Салюта осветили город веером разноцветных ракет, и во дворе раздалось восторженное детское "Ура!". Когда всё осветила мощная вспышка огня и здания дважды подбросило, все заполненные людьми балконы мгновенно опустели. Раздались испуганные крики женщин и детей. Мужчины и женщины выскакивали во двор и бежали к ещё дымящейся развалке. У всех была одна мысль: "Не погибли ли там дети" Последние залпы салюта ещё освещали небо, когда возле бывшего немецкого штаба уже стояли пожарные машины и машины скорой помощи. Здание оцепила милиция и никого внутрь кольца не пропускала. Предполагалось, что сработали мины замедленного действия, хотя на здании белой краской крупными буквами было написано: "Мин нет!" После второго взрыва, Лёвку будто пронзила мысль о матери и братьях: - Мама, что подумает мама!? Она испугается и сразу же позовёт его и Владьку! Валера же скорее всего рядом с ней на балконе. - Ребята! - почему - то крикнул Лёвка, - встретимся у фонтана! Сейчас же все в окна на Портофранковскую и через ворота к нему! Прыгая через несколько ступенек, Лёвка мигом слетел со второго этажа и выпрыгнув в окно на первом, промчался к воротам и взлетев по нескольким ступенькам во двор, уже спокойно пошёл к фонтану. Выскакивая из окна, он видел, что товарищи последовали за ним. Лёва не ошибся, тут же раздались призывные крики его и Толика матерей, и взволнованные голоса других женщин, звавших детей домой. Подбежал к ним и друг Лёвки - Сева Толчинский. - Что случилось, Лёва? Что это за взрывы и такая яркая вспышка? - Сейчас, сейчас Сева! Вначале отвечу маме! - Я здесь, я здесь, - поспешно отозвался Лёва на её зов, - Владлен побежал туда! - Лёвка махнул рукой в сторону всё ещё дымящейся развалки. - Захвати его, и идите ужинать. Я вам вкусненького приготовила, - на весь двор сообщила мать. - Сейчас мы придём! Не беспокойся, никого не поранило и не убило. Мы с Владькой ещё немного задержимся во дворе. Увидев почти всех подростков у фонтана, женщины успокоились. В эту минуту ни одной из них не пришло в голову, почему большинство из них в центре двора, а не у дымящегося дома. Лёва взглянул на товарищей, все были рядом, не видно было только Беспалого. - Сбежал таки, скотина, - подумал Лёвка, - всех нас провёл, соединив звезду с подвалом, потому и второй взрыв был мощнее, - но в слух ничего не сказал. - Это наш Салют Победе, Сева, - Лёвка мотнул головой в сторону развалки, - правда, Беспалый ещё от себя добавил, сволочь! Так что не переживай. Мы ещё салютовать не окончили. Сейчас всё сам увидишь. - Ребята, пошли за коробками и дюралем, - позвал всех Жека, - глаза его восторженно блестели. - Интересно, что все думают? - высказал своё Фимка. - Побежали скорее, сейчас салют кончится. - подогнал всех Толик. _Через несколько минут, в уже наступившей темноте, под восторженные крики детворы, Жека, Толик, Фимка, Вадик, Лёвка и остальные мальчики принимавшие участие в операции "Салют", раскручивали вокруг себя банки заполненные расплавленным дюралюминием и, его горящие разноцветные капельки, разлетаясь в разные стороны, создавали огненные картины, чем-то напоминавшие рвавшиеся в небе разноцветные огни петард. Это был, запомнившийся на всю жизнь Лёвке и его друзьям, их настоящий праздничный Салют Победителям. Салют одесских мальчишек во дворе "Нового дома" - 9 мая 1945 года. ОПЕРАЦИЯ "МАКУХА" - Пацаны! На улице машина с макухой, - вбегая на второй этаж четверо -этажного разрушенного здания, ликующе крикнул Жека - Малый. Его круглое лицо с коротко подстриженным чубчиком и большими голубыми глазами выражало полный восторг. Выбежав из "развалки" во двор, мальчишки, вслед за Жекой, быстро спустились по небольшой лестнице и выскочили из ворот "Нового дома" на улицу Комсомольскую (Старопортофранковскую). Действительно, с её противоположной стороны, почти напротив ворот, они увидели накренившуюся трёхтонку, с кузовом заполненным пластами зеленовато-жёлтой макухи, выглядывавшей из-под укрывавшего её брезента. У заднего спущенного колеса машины стояло двое мужчин и о чём-то советовались. - Главное, их не спугнуть. Не обращаем на них внимания и идём мимо в "Сенной садик", - тихо сказал Лёвка, - и первым пересёк трамвайные пути. - Пусть себе спокойненько меняют колесо, как только машина тронется, я выскочу на кузов и сброшу пару пластов. Видите, макуха слабо закреплена, брезент мне помехой не будет. - А вдруг один останется в кузове? - засомневался Валя - Седой. - Ты, что слепой!? Не видишь сам? Сверху на этой горе долго не удержишься, - подключился к разговору Лёнька - Рыжий, - Лёвка дело говорит. Но Жека - Малый предложил своё: - Давайте я их отвлеку, а вы зайдёте с противоположной стороны, и пока они будут возиться с колесом, снимете втихаря пару пластов. Идея Жеки ребятам понравилась больше Лёвкиной, и все сразу загалдели, предлагая своё развитие его варианта. Лёвка - Профеесор сердито, было, засопел, но ребята на это никак не прореагировали. Всем хотелось скорее заполучить по куску сладкой макухи. Пройдя в глубь садика, мальчики повернули в сторону машины и медленно направились к её правому борту, Жека же пошёл к шоферам. Среди дворовых мальчишек, он был одним из младших, ему исполнилось только двенадцать, но все прислушивались к его мнению. Жеке - Малому уже неоднократно приходилось бывать в разных переделках и выполнять "ответственные" задания, и не было случая, чтобы он подвёл свою братию. Авторитет его поддерживался и тем, что, за исключением Севы Толчинского, он всех обыгрывал в шахматы. Считалось, что и Лёвка сильный шахматист, но с Жекой они были на равных. Больше других, проигрыши Жеке бесили шестнадцатилетнего Лёньку -Рыжего. По возрасту, он был самым старшим среди ребят, но сейчас Лёнька стоял "на цинке" у ворот и внимательно наблюдал за действиями товарищей, готовый по первому их сигналу прийти на помощь. Подавая инструмент, Жека, что-то толковал работавшим шоферам и всем своим видом показывал готовность оказать им и другие услуги. Мальчики издали наблюдали за поведением Жеки, и молча, одними жестами рук, демонстрировали друг другу одобрение его "работе". Наконец, поставив машину на домкрат, шофера сняли колесо. - Дяденьки, я вижу, вы колесо разбирать будете. Вам ещё один ломик нужен, - приступил к выполнению своего плана Жека, - вон, напротив, в развалке, много всяких железяк валяется, пойдёмте, я покажу. - А, что, Ваня? Малец дельное говорит. Сходи ка с ним, я пока сам повожусь. Один из мужчин поднялся от колеса и пошёл за Жекой в сторону разрушенного здания. Как только они исчезли в проёме окна нижнего этажа дома, Лёвка обратился к Вадику - Быстрому: - Сейчас ты покажешь этому мужику, - Лёвка мотнул головой в сторону оставшегося шофёра, - как ты умеешь бегать. Подойди к нему поближе, чтобы он тебя обязательно увидел и схвати пласт макухи. Шоферюга обязательно погонится за тобой, тут мы и сработаем. Ты не дрефь, он тебя всё равно не догонит. Вадик согласно кивнул белобрысым чубом и, не спеша, направился к машине. Лёва, Валя - Седой, Фимка - Шая и ещё двое ребят притаились в кустах. От борта машины с макухой их отделяли только кусты, деревья и неширокий тротуар. Вадик подошёл к шофёру, постоял с ним рядом, как бы разглядывая, что тот делает, затем зашёл ему за спину и, ловко выпрыгнув на борт, схватил пласт макухи и, спрыгнув на дорогу, побежал с ним в глубь садика. В первые секунды, шофёр, оторопевший от неожиданной наглости пацана, придя в себя, вначале медленным шагом двинул за Вадиком, крикнув ему: "А ну, брось макуху, шкет!" Но видя, что Вадик, не оглядываясь и не бросая макухи рысцой продолжает отдаляться от него, шофёр громко выругался и со всех ног припустил за Вадиком. Тот уже почти добежал до противоположной стороны садика, когда услышал за спиной тяжёлое дыхание догонявшего его шофёра. Подумав: "Нет! С макухой мне от него не уйти, - он со злостью бросил пласт на землю и, оглянувшись, крикнул! - Да, подавись ты ею, жмот!" После этого включив свою самую высокую скорость, исчез в кустах. Шофёр остановился и внимательно посмотрел по сторонам, боясь ещё какого-то подвоха со стороны шустрого сорванца, но, не обнаружив ничего подозрительного, поднял макуху и, отдуваясь, направился к машине. Озябшие мальчики, вновь расположившись на втором этаже развалки и посасывая макуху, счастливо и возбуждённо перебирали подробности только что "сработанного ими дела". Рядом с каждым лежала его доля макухи - смеси жмыха: остатков выжатых на масло семян кукурузы, подсолнуха, льна и их шелухи. В те годы макуха шла на корм скотине, изголодавшейся и отощавшей ещё больше чем люди. Но той глубокой осенью, в тот голодный для страны - послевоенный 1946 год: в полуразрушенной Одессе, да, и в других городах - макуха была редким лакомством не только для скота, но и для людей. Одесса всегда славилась своими знаменитыми музыкантами, писателями, художниками, неподражаемой красотой улиц, парков, зданий, неповторимым одесским говором и юмором, но в 1946 году, она прогремела на всю страну разбоями громил - бандитов, воровскими шайками с их налётами на банки и другие учреждения. Вся эта публика: начиная c мелкого жулья, базарной шпаны, квартирных и уличных воров, бандитов во главе с "Чёрной кошкой", в том - 1946-ом, особенно распоясалась. Жителям Одессы, командированным и прочему люду приехавшему в город по делам, крестьянам и торговым людям они не давали житья ни днём, ни ночью. Как говорили между собою видавшие виды старые одесситы: "Вот и до Сталина уже дошло известие о беспределе в городе. Он, и маршала Жукова прислал в Одессу, чтобы тот навёл здесь свой порядок"… Какие-то слухи о приезде в город маршала и его беспощадной расправе с главарями воровских и бандитских шаек, да, и мелкую шпану, и воров не щадили. Все эти события доходили и до мальчиков, но свою операцию они не относили к воровству. У ребят из "Нового дома" бывали и более серьёзные нарушения закона… Сегодня же у этой - вечно голодной, воровитой безотцовщины был маленький праздник… Как только второй шофёр погнался за Вадиком - Быстрым, Лёвка, Валя и Фимка, в два прыжка перемахнули тротуар и взлетели на кузов. Вытащив из под брезента четыре больших пластины макухи, аккуратно передали их в руки стоявшим внизу Марику - Шустрому, Витьке - Лихому и подбежавшему Лёньке - Рыжему и, спрыгнув с машины, следом за товарищами перебежали дорогу и, поднявшись по лестнице во двор, нырнули внутрь развалки. - Я думал, только бы Жека задержал своего подшефного ещё пару минут, - смеясь, рассказывал о своих переживаниях Лёвка. - Всё получилось, как по-писаному, - сверкнул глазами Жека. - Когда мы с шофёром вылезали из развалки, я заметил у ворот, только мелькнувший шарф Лёвы. -А я еле ноги унёс! - всё ещё тяжело дыша, радостно улыбнулся красный и потный Вадик - Быстрый, - жаль было макуху бросать, но, уж больно тяжёлым был кусок. Не ушёл бы я с ним от него. Через час мальчишки вылезли из своего убежища и ещё раз обозрели место своей так удачно проведенной операции. Машины с макухой уже не было и тогда, вернувшись в развалку и разобрав добычу, они поспешили по домам. "Новый дом" в Одессе... Это и сегодня краснокрылый отряд из пяти домов - пятиэтажек: впереди три, их фасады выходят на улицу Новосельского за №32 и занимают полностью квартал, и два, как бы следующие за тройкой, с фасадом смотрящим в "Сенной садик" и выходят они, опять таки целым кварталом, на улицу Старопортофранковскую за №28. "Новый дом" и его двор славился и славится своими традициями и тем, что ни на одной из близлежащих улиц Одессы, таких домов и дворов вы не встретите. В апреле 1944-го, после освобождения Одессы от фашистов, среди мальчиков, Лёвка - Профессор возвратился в город одним из первых - буквально в июле, через три месяца после того знаменательного события. Ему повезло. Его взяла себе в помощники мамина подруга, сопровождавшая из Ташкента в Одессу раненных офицеров. Свою кликуху - "Профессор", Лёва получил от ребят, как лучший нападающий и бомбардир футбольной команды "Нового дома". Это своё умение он неоднократно доказывал забитыми мячами в ворота футбольных команд с соседних домов и улиц. В 1946 году, среди возвратившихся из эвакуации людей, познавших за годы жизни на чужбине все её мытарства, в своём большинстве это были еврейские семьи. В этой Богом проклятой и страшной войне с фашизмом, еврейский народ пострадал больше всех. Почти все семьи потеряли близких и родных людей. Одних фашисты сожгли в печах, других замучили в концлагерях и задушили в газовых камерах. Многие мужья, братья, отцы погибли или пропали без вести, сражаясь с фашизмом на фронтах всё в той же кровавой Отечественной войне 1941 - 1945 годов. Фимка - Шая был единственным из мальчиков у кого был живым родной отец. Большой учёный, он и сегодня не смог вернуться в Одессу с семьёй и продолжал работать директором какого-то засекреченного завода в одном из городов Сибири.. Двое ребят: Вадик - Быстрый и Жека - Малый все три года находились в захваченном румынами и немцами городе. В ноябре и декабре 1941-го года немецкие части оставили город, предоставив возможность продолжить грабёж Одессы одним румынам и наводить там свои порядки. - Вначале, после ухода немцев, с румынами нам было ещё терпимо, - делился своими воспоминаниями четырнадцатилетний Вадик - Быстрый, - но с начала 1944 года, когда в Одессу пришли отборные части "СС", фашисты в городе устроили настоящее побоище. На "Проспекте Мира" каждый день вешали заложников, или любого, кто попадал им в руки во время облав, а в Каховских казармах сожгли больше 25 тысяч евреев и наших пленных солдат и офицеров. Вадик и Жека были живыми свидетелями, как в начале апреля 1944 года, перед уходом из Одессы, фашисты взорвали два из пяти домов "Нового дома": в одном находился их штаб, другое здание было административным того же немецкого штаба. Именно туда, в развалку этого здания, на свою лестничную площадку на втором этаже (после подрыва здания, целыми в нём остались только стены дома и лестничные пролёты во всех четырёх парадных) и вернулись ребята, после так ловко проведенной ими "Операции - "Макуха". Увы, уже давно нет в живых большинства из них. В Одессе продолжает жить почётный тренер города Валя - Седой (Валентин Сосин), он долгое время возглавлял сборную городскую женскую команду по баскетболу. Команда неоднократно завоёвывала первые места в соревнованиях на первенство Украины. В Германии доживает свои дни бывший одесский таксист Леонид Фраерман (Лёнька -Рыжий). В Израиле, в городе Беэр - Шева, с женой, двумя младшими братьями и их семьями живёт Лёвка - Профессор (Лев Эмильевич Спивак - Овосапов). Мальчики из "Нового дома", да, и сам Лёвка - Профессор и предположить не могли, что он станет инженером - судоремонтником и журналистом, и, взаправду, будет писать книги, выпускать поэтические сборники и сочинять музыку. ПЕРВОЕ ИСПЫТАНИЕ Лёвка уже задремал, когда настойчивый свист с улицы разбудил его. Свистел Лёнька - рыжий. Они ещё в школе договорились, если Рыжий достанет патроны, то ночью они пойдут пострелять из пистолета в развалку бывшей 122 - ой школы. Она находилась прямо напротив их школы, действующей - пятидесятой. Лёвке повезло, в развалке бывшего немецкого штаба, где девятого мая 1945 года, на первом этаже, мальчишки, своим Салютом, отмечали Победу над фашистской Германией, в углу подвала, он и нашёл пистолет. Завёрнутый в промасленную бумагу, он был кем -то спрятан под большим камнем известняка. Вероятно, во время их Салюта, когда из-за проделки Сёмки - беспалого, взорвался порох и взрыватели в этом подвале. Покрытый угольной пылью, похожий на кусок угля, этот известковый камень сдвинуло с места, иначе пистолет обнаружить было бы невозможно. Когда же Лёва залез в подвал посмотреть, во что он превратился после Сёмкиных художеств, то в конце подвала он его и обнаружил. Лёвка ещё раз удивился, как до него никому из ребят не пришло в голову развернуть промасленную бумагу. Никому не заикнувшись о своей находке, он тихонько отнёс пистолет домой. Главное было - хорошо его спрятать и по - дальше от маминых глаз. - Молодец Лёнька! Достал таки патроны, - услышав свист, подумал Лёва и поднялся с постели. Быстро одевшись и взяв в руки ботинки, он на цыпочках вышел в коридор. Мать и братья продолжали тихо и спокойно посапывать. Лёва бесшумно нырнул на кухню, быстро разгрёб в ящике картошку и достал завёрнутый в тряпку пистолет. Когда он открывал входную дверь, сердце тревожно ёкнуло: дверь слишком громко скрипнула, но ни у них, ни у тёти Жени, их соседки по квартире, никто не проснулся и, тогда, переведя дух, поставив замок на предохранительную защёлку, Лёва вышел на площадку парадного. Сев боком на перила, он привычно заскользил с четвёртого этажа вниз. У фонтана маячили фигуры ребят. Все ждали его. Подойдя ближе, он узнал самого высокого. Это был парень из их двора: великовозрастный верзила с узким лбом и маленькими злыми глазами по кличке "Воця". Остальных Лёва хорошо знал, это были Лёнька - рыжий, Толик - кисель и малый - Жека. Был и ещё один незнакомый пацан. Лёве показалось, что он его раньше где - то встречал. Увидев Лёву, Рыжий подбежал к нему: - Ну, что, принёс? - Вот, смотри, - Лёва протянул Лёньке завёрнутый в лоскут пистолет. - Что им здесь надо, Лёня? - Лёва махнул головой в сторону собравшихся, - понимаю, Толик и Жека могут пойти с нами, но что надо этим двоим? Лёва вспомнил, что видел незнакомого парня с Воцей, и тот называл его Сенькой - жлобом. Жил Сенька где-то неподалёку от их дома. У Сеньки - жлоба, из под модной в то время у блатных кубаночки, лихо сдвинутой им чуть на затылок, выглядывала почти закрывавшая его лоб и зоркие серые глаза, чёлочка. Карие глаза Сеньки, казалось, шарили по человеку, будто, что-то выискивали. Сенька - жлоб был напарником Воци. Рядом с ним он казался тощим и малым, на деле же был крепким коренастым хлопцем, бегающим даже шустрее Вадика - быстрого. Воця - здоровый увалень, выше и шире его во дворе был только его старший брат Василий, но того никак нельзя было сравнивать с воровитым Воцей, Василий был на редкость добродушный, честный и сильный человек. Воцю же почти никто из ребят никогда не встречал трезвым. Вечно он хотел что - то продать и ему не хватало на бутылку. Пропадал он в основном в забегаловках, где обманывал мужиков играя с ними в карты, или его можно было встретить в биллиардной Дюковского парка. Ночью же они с Сенькой выходили на охоту. Сын дворника, Сенька - жлоб, пожалуй, больше всех боялся отца, особенно, когда тот бывал под "шафэ". Отец догадывался, что Сенька промышляет воровством и, не однажды, стегал сына за его ночные похождения, но это Сеньку не останавливало. Лёва слышал от товарищей о Воциных с Сенькой делах, и всегда сторонился их. - Так зачем они здесь? - повторил Лёва свой вопрос к Лёне. -Ты хочешь, чтобы они забрали пистолет? Пока Лёва переговаривался с Лёнькой, к ним подошёл Воця, и, взяв из рук Лёньки пистолет, оттянул затвор и нажал на спусковой крючок. Услышав щелчок, удовлетворённо хмыкнул: "Молоток, Рыжий!" И Воця поощрительно стукнул Лёньку по плечу. - Пошли, ребята! - кинул он остальным, - ты, если хочешь, можешь тоже пойти с нами, - не глядя на Лёву, буркнул Воця. - Отдай пистолет! Слышишь? Отдай! - повысил голос Лёвка, - я тебя не звал и пистолет мой! - Не связывайся с ним, Лёва, - зашептал Лёнька - рыжий, - ну, на какой чёрт этот пистолет тебе нужен? Ты же сам говорил, если мама найдёт, то заберёт и выкинет, или, чего доброго, в милицию отнесёт. Лёвке было до слёз обидно, что Рыжий так бессовестно его обманул и предал. Вслух он Лёньке ничего не ответил, но решил, что сможет овладеть своим пистолетом хитростью. Лёвка понимал, силой он у Воци, ничего не добьётся. - Ладно, - миролюбиво сказал Лёва, - одному мне он действительно не нужен. Пойдёмте, постреляем вместе, потом вы опять отдадите его мне на хранение. Воця, никак не прореагировал на Лёвкины слова. Лёва же надеялся, когда подойдёт его очередь стрелять, то получив пистолет, он мгновенно нырнёт в дымоход развалки и, тут его и видели. Лёвка знал: так, как он, двигаться и скользить по этажам внутри дымоходов никто из ребят не умеет. В развалках Лёвка - профессор чувствовал себя, как дома. Он свободно бегал по карнизу четвёртого этажа и, здесь, гоняя в сало, или играя в казаков - разбойников, ещё не было случая, чтобы его кто-то поймал. Смелости и дурости у него хватало и на то, чтобы на четвёртом этаже развалки бегать между стенами комнат по оставшимся во взорванном здании узким металлическим балкам. Стоило сделать один неточный шаг и его бы уже ничто не спасло: ниже были только металлические балки и бетонные плиты. За его безрассудство товарищи считали Лёвку - профессора отчаянным, но уважали. - Если стрелять будем на втором этаже, прыгну в дымоход, если на первом, выскочу в окно, - думал Лёвка, - пусть только пистолет попадёт мне в руки. Ночью меня никто не догонит. Шёл двенадцатый час ночи, и у Лёвки тоскливо сжималось сердце, когда он вспоминал о матери. - Что будет? Что с нею будет, если она проснётся и не увидит меня на месте? - поэтому он и поддержал Воцю: - Пошли, пошли скорее, уже поздно! Но Воця прервал его: "Ты куда это собрался? Ни в какую развалку мы не идём. У нас совсем другое дело". Воця пошёл к воротам, за ним потянулись и остальные. Лёва не понял Воцю. Постояв немного и ещё раз подумав, что уже поздно и лучше вернуться домой, он всё же пошёл за товарищами. Растянувшись цепочкой, мальчики шли за Воцей в верх по Новосельской, стараясь держаться в тени домов. Впереди вышагивал Воця, за ним Сенька и, несколько по - отстав: Ленька, Толик и Жека, Лёва же замыкал шествие. Он хотел, было, догнать товарищей, но на него шикнул Толик: "Тише, ты, идёшь сзади, так иди и помалкивай!" Лёвке было непонятно это их передвижение: "Наверное, идём всё же в развалку 122 - ой. Там действительно менее рискованно стрелять. Ни одного дома вокруг и никого не напугаем. Да, и милиции, наверняка, здесь не встретим". Дойдя до угла улицы Конной, Воця, оставаясь в тени забора от их школы, остановился. Он поднял руку, и все мальчики прижались к стене дома. Лёва недоумевал: "Что это они? Может, Воця милицию увидел?" Шла глубокая осень 1946 года. Время было беспокойное. По Одессе ходили слухи о грабежах и убийствах. Это подтверждалось и сообщениями в газетах и по радиоточке. Бандиты нападали и грабили людей даже днём, с теми же кто сопротивлялся, расправлялись беспощадно. Тётя Женя дома рассказывала, что по вечерам и ночью город патрулируют усиленные наряды милиции, им помогают и военные. В общем, весь город поднялся на борьбу с этими шайками. Вечерами милиционеры останавливали мужчин и женщин и обыскивали всех подозрительных. Если у кого-то находили даже холодное оружие, отдавали под суд. Недавно ночью Лёва сам слышал, как со стороны "Сенного садика" раздался душераздирающий женский крик: "Ой! Люди! Спасите! Ой! Ой, рятуйте!" Потом прогремел выстрел и послышался женский плач. Лёвку затрясло от страха. От крика проснулась и мама, и с беспокойством посмотрела на детей. Увидев, что он проснулся, подошла к нему и положила ему руку на голову. - Не бойся, сыночка, ты же дома и я рядом. Это видно опять кого-то ограбили. Куда только милиция смотрит. Столько вокруг бед. Тогда мамина рука успокоила Лёвку, но вопль ограбленной женщины, ещё долго преследовал его. В свои пятнадцать лет, Лёва чувствовал себя уже взрослым. Мама прислушивалась к его советам и считалась с ними. В семье всеми признавалось - он в доме - старший мужчина. Для двух младших братьев Лёва был и за пропавшего без вести отца. Владлену уже исполнилось десять, младшему же, Валерию, четыре года. Лёвкино слово было для них законом. Мама полностью доверяла ему мальчиков. Прижавшись к стене дома, Лёва со страхом подумал: - Воця, наверняка, увидел милицейский патруль. Нас всех могут задержать и из-за пистолета отдать под суд. Милиция о нас всякое может подумать и права будет: нечего, таким пацанам ночью шататься по улицам. Вот почему Воця спрятался в тени и подал нам знак, - догадался Лёва. Время тянулось медленно. Воця выглянул за угол и быстро спрятался в тень, сделав им призывный жест рукой. Ребята и Лёва поспешили к нему. В это время за угол, со стороны улицы Конной - на Новосельскую, где они прятались, повернули две женщины. Они громко переговаривались между собой. В руках обе несли сумки и кошёлки с продуктами. Повернув с освещённой улицы, они шли не замечая ребят и быстро к ним приближались. Вдруг Воця с Сенькой подскочили к женщинам, Лёвке показалось, что в руках Воци блеснул пистолет. Толик, Лёнька и Жека забежали сзади женщин, и рванули из их рук сумки и кошёлки. Воця с пистолетом и Сенька теснили испуганных женщин к стене школы. Воця, угрожая пистолетом, снимал с одной из женщин шерстяной платок и пальто, вторая уже всё сама передала Сеньке. Сенька быстро снял с обеих женщин часы и кольца. Женщины заворожено смотрели на Воцин пистолет и боялись произнести слово. Всё действо происходило в полнейшем молчании. Но вот Воця, что-то тихо сказал Сеньке и, пятясь, начал отходить в сторону 122 - ой школы. Он махнул рукой, стоявшим уже возле неё мальчикам, и те нырнули внутрь развалки. Держа на прицеле женщин, Воця продолжал медленно отступать к развалке. Наконец, Сенька тоже отошёл от женщин, и вместе с Воцей они какое-то время продолжали пятиться, потом повернулись и побежали к развалке. Лёва, на глазах которого разыгралось ограбление женщин, стоял оцепенев от страха и боясь пошевелиться. Он не знал, что ему делать, но увидев побежавших Воцю и Сеньку, бросился бежать в сторону дома. Он не слышал крика ограбленных женщин и милицейских свистков, он вообще ничего не видел и не слышал, а мчался со всею прытью, на какую только были способны его ноги. Ему казалось, что он сейчас задохнётся и сердце выскочит из груди. Остановился он и перевёл дух только на четвёртом этаже, у своих дверей. Внимательно прислушался, не гонятся ли за ним и, стараясь сделать это как можно тише, открыл двери и нырнул в коридор. Опять перевёл дух и, прикрыв двери, отпустил защёлку предохранителя. Быстро пройдя к постели, бесшумно разделся и, упав лицом в подушку, тяжело, по - мужски, зарыдал. - Что с тобою, сыночка! Что случилось? - испуганно опустилась перед его кроватью на колени мать, - успокойся, родной, сейчас я тебе водички принесу. Что-то страшное приснилось? Мать принесла воды, и сев рядом с ним на кровать, положила его голову себе на колени: - Это бывает, сына. Взрослеешь ты, но пугаться так не надо, - мамина рука гладила его волосы и успокаивала, как маленького. - Да, да, мамочка, приснилось, - тяжело вздохнул Лёвка. Мать долго ещё сидела с ним рядом и он, успокоенный, почувствовал, как обволакивающая дрёма охватывает его. Через минуту он уснул. В доме наступила привычная тишина. ХЛЕБНЫЕ КАРТОЧКИ Жека - малый подъехал к дому на извозчике. В руках у него было два полных кулька. Улыбаясь всем встречным своим большим мальчишеским ртом, Жека щедро раздавал конфеты и печенье мальчишкам и девчонкам их двора. Дети с удовольствием брали угощение, с интересом наблюдая, какой следующий но мер он выкинет: Жека был "под мухой". Добравшись до фонтана, где старшие ребята готовились к игре в футбол, Жека отдал остатки конфет и печенья кру тившемуся здесь же своему любимцу - девятилетнему Витьке, младшему брату Славы и остановился в ожидании вопросов. Мальчишки уже поделились на семёрки, и им было вовсе не до Жеки. Видя, что он не стал предметом их вни мания, Жека обратился к Славке: - Позволь мне взять с собой Витю, мы с ним прокатимся на извозчике до база Ра, я там угощу его мороженным, и мы сразу же вернёмся. Витька умоляюще взглянул на брата и прижался к Жеке. - Ладно, пусть идёт, только долго не задерживайтесь. Мне скоро в школу и ему надо будет смотреть за Сашей. Четырёхлетний Сашка, получив уже две конфеты и печенье от Вити, что-то сооружал из камешков на аллейке за заборчиком. - Мы не долго, обещаю, - обрадовался Жека, - мы скоро, верно, Витя! Ты не беспокойся, Слава. Жека взял Витю за руку и призвав ещё двоих мальчиков, торжественно напра вился в сторону ворот. - Откуда у него деньги? - с беспокойством подумал Слава. - Чего это он разо шёлся, Толя? - Не знаю, - пожал тот плечами. Спроси Лёньку - рыжего, они вчера вечером где-то вместе пропадали. Лёнька, усиленно пыхтя, накачивал мяч. - Слышишь, Лёня, что это с ним? - Слава кивнул в сторону удалявшегося с мальчиками Жеки. - Он сегодня именинник. - А деньги, где взял? - не унимался Славка. - Да, что ты привязался, - разозлился Рыжий, - где взял, там взял! Ты там не возьмёшь! Начали игру, но мысль, что Лёнька не сказал ему правду, не оставляла Славу. - Неужели опять, - подумал он, - неужели снова пошли с Воцей, кого-то раз дели или залезли в чужую квартиру, и Воця дал им долю. Обещали же, что больше ни, ни. Толик с Лёнькой даже поклялись, что всё - завязали. О Жеке тогда разговора не было. Слава его предупредил: - Ещё раз увижу с Воцей, сам заложу тебя Вале, или к матери пойду. Я не шучу, Жека! Был и ещё разговор с Жекой, когда Воця побил Толика. После скачка на квартиру, Толя потребовал у него равной доли. Узнав от Лёньки, что Жека вновь связался с Воцей и ходил на дело, Слава не на шутку разозлился: - Ты хочешь доиграться, чтобы Воця и тебя, как Толяна? Тогда тебе всё понят ней станет? Воця, никогда на равных делиться с вами не будет, и тюрьмы он не боится, ему это не впервой, тебе же с Лёнькой и Толиком только решётки и не хватало. - Всё, Слава! Честное слово, всё! - Значит, договорились, - Слава протянул Жеке руку, и тот искренне ответил на его рукопожатие. - Не мог Жека опять с Воцей пойти! Да, и во дворе я Воцю что-то давно не видел, может, опять сел, - подумал Славка. - Нет! С Жекой тут, что-то другое. В их дворовой мужской компании, Жека был самым младшим. Слава опекал его. Были и другие причины его опеки, но о них в слух никто из ребят не гово рил. Уже давно ни для кого не было тайной, что Славка влюблён в его стар шую сестру. Валя Дерюгина нравилась многим мальчикам, но трое друзей: Слава, Толик, Лёнька и их соперник Фимка подчёркнуто оказывали ей внима ние. Толик почему-то пытался скрыть это от товарищей, но те всё равно это видели. Валя же не реагировала на симпатию к ней троих дружков и так же открыто демонстрировала своё не безразличие к Фимке. Вчера вечером маль чики окончательно в этом убедились. Играя в фанты, Валя ни разу никого из них троих не выбрала себе в партнёры, каждый раз приглашая только Фиму. Славке было обидно. Зная, что Славка во дворе пользуется успехом почти у всех девочек, Рыжий съехидничал: - И ты тоже ничего не получил, везунчик! Не всё коту - масленица! Это была шпилька не только за Славкино поражение у Вали, но и обида за нравящуюся ему Томку - пампушку, влюблённую в Славку и предлагавшую ему свою дружбу. Славка же сделал вид, что не понимает Тому, и сказал ей, что дружбу не предлагают. Мол, все они и так друзья. За подковырку Славка обиделся и сказал Лёньке, что после игры они пойдут в загородку, и там Лёнь ке станет ясно, "будет коту масленица или нет". По окончанию игры злость у Славки прошла, и хоть Рыжий позвал его в загородку, Славка послал его к чёрту. Днём, перед школой, ребята встретились, как ни в чём не бывало, будто вчера вечером не было никакой размолвки. Увидев Славку, Лёнька заулыбал ся и хотел что- то сказать, но передумал, только Фимка, посмотрев на друзей, решил пройтись по ним: - Чего-то вчера вечером вы друг с другом не поделили. Слава с Лёнькой ничего не ответили и, отвернувшись от Фимки, не позвав его с собой, дружно зашагали в сторону школы. Когда после уроков они решили поиграть во дворе в футбол, Славка специаль но выбрал Фимку в "маты - баты". Он не хотел, чтобы они с Фимкой попали в одну команду. Славка надеялся, что хоть в футболе сможет отыграться у не го за вчерашнее поражение. Когда все начали расходиться по домам, Валя по дошла к Фиме и что-то шепнула ему. Фимка быстро со всеми распрощался и пошёл её провожать. На Славку, Толика и Лёньку она даже не взглянула. Девочки говорили Славе, что Вале нравятся только высокие мальчики, он же был одного с нею роста. Когда Валя надевала туфельки на каблучках, она ста новилась выше его, это и было причиной её к Славке безразличия. Во дворе Славку любили за открытость и справедливость. Признанный заводила, Сла ва всегда был готов поделиться последним куском с каждым. Фимка же был жмот и единоличник. У него не было ни друзей, ни близких товарищей. Во дворе его не любили за зазнайство и излишнюю самоуверенность. Не было случая, чтобы он, как это делали остальные ребята, с кем - то поделился едой, или кого-то угостил сладким. Но у него было неоспоримое преимущество пе ред тремя друзьями: он был на пол головы выше Лёньки и Толика, Славку же обогнал на голову. Выбор Вали, тайно, осуждался всеми девочками и мальчи ками двора, но она делала вид, что у неё всё так, как и должно быть. Может, кто-то из подруг и подсказывал ей, что напрасно она отталкивает от себя Славу, но Валя не желала говорить на эту тему. - Что же Жека натворил? Где добыл столько денег? - эта мысль не давала Славке покоя и в школе. Когда Жека с мальчиками вернулись с базара, Слава уже спешил в школу. Совсем недавно их поменяли временем с младшими классами, и теперь Витька был на первой смене. - Витя, ещё немного погуляешь с Сашей во дворе, и заберёшь его домой. Поку шайте борщ, чтобы он не остыл, мама завернула кастрюлю в подушки. Когда пообедаете, уложишь Сашу спать. Сам же садись за уроки. Я нигде не буду задерживаться и сразу домой. Может, уже и мама с работы вернётся. Жеку Слава не стал ни о чём расспрашивать, Он увидел, что тот идёт с паца нами уже сильно покачиваясь. Жеку "развезло". Идущий с ним рядом Витя, взглянув на Славу, прижал к себе кулёк, он боялся, что Слава рассердившись на Жеку, заставит его вернуть ему конфеты, но Слава промолчал. Взяв Жеку за плечо, Слава повёл его домой. Славке очень хотелось увидеть Валю, но, постучав в двери, он быстро ушёл. На пролёте второго этажа он услышал, как дверь открылась, и Валя испуганно вскрикнула: - Что с тобой? Где ты так напился? Двери громко захлопнулись, и Слава помчался в школу. После уроков, ни с кем не задерживаясь, Слава поспешно направился домой. - Обязательно узнаю, откуда у него деньги и кто его напоил, - вышагивая в сторону дома, думал Слава. - Пошлю сейчас Витю за Лёнькой, тот почему-то со второго урока смылся. Слава так и не успел его расспросить, где поздно вечером вчера они с Жекой были. Как назло, никого из ребят во дворе не было, и он поспешил к братьям. Мама с работы ещё не вернулась, и они оба обрадовались ему. Витя притащил аль бомный лист с перерисованным им из календаря большим кораблём, Саша же с гордостью положил перед ним нарисованные на бумаге каракули и сообщил, что это письмо к папе. Конечно, к урокам Витя ещё не приступал, и Славка слегка щёлкнул брата по затылку. Тот обиженно запыхтел и начал доставать из портфеля книжки и тетради. - Витя мне не даёт цветных карандашей. Я хотел к письму нарисовать папе ещё наш дом. Ты же сам говорил, что папа просил тебя писать ему письма. Саше уже исполнилось четыре с половиной года и, когда братья ему в чём-то отказывали, он обиженно и смешно надувал губы. Слава дал Саше каранда ши сам же вытащив кастрюлю с борщом из подушек, отнёс её на кухню и поставил на газ. Скоро должна была прийти с работы мать, и он хотел, чтобы к её появлению борщ уже был бы горячим. - Почему ты не покормил борщом Сашу и не поел сам, Витя? - Мы не хотели борща, Я разогрел нам картошку. В двери постучали. Витя пошёл открывать двери и в прихожей начал с кем-то шептаться. -Кто там пришёл, Витя? Что вы там застряли, идите ко мне на кухню! Прошло несколько секунд и в кухню, смущённо улыбаясь, вошёл Жека, за ним почему-то ухмыляясь и отводя от Славки глаза, Лёнька - рыжий. Ещё по дороге в школу Слава добивался от Рыжего, чтобы тот сказал ему, где они с Жекой были вчера вечером, но Лёнька не сломался и только сказал: - Тебе Жека всё сам расскажет. Это его дело. Меня не проси, всё равно не раско люсь. - Ну, ладно, но обещай мне, после уроков Жеку сразу ко мне. Может, Лёнька, из-за этого и с уроков смылся? - подумал Слава, - и Жеку в школе я тоже не видел. Теперь, когда они оба пришли к нему домой, Слава не стал торопить Жеку с расспросами. - Ну, как, отошёл? - Он, своё от Вальки уже получил, - сообщил Лёнька, - она и на меня наброси лась, как тигра, а я тут не при чём. - Ладно, Рыжик, пойди в комнату и займись там братьями, мы же пока погово рим. - Всё, Жека, теперь кайся, где взял деньги? Неужели опять с Воцей и Сенькой начал ходить? - Слава, не отрываясь, смотрел Жеке в глаза. - Да, ты, что, Слава! Я уже забыл, когда видел Воцю. Я с ним всего пару раз и ходил, очень мне тогда хотелось бутсы купить. Воця пообещал, если хорошо наварим, так он мне сам их купит. - Ты мне зубы не заговаривай, - остановил его Слава. - Говори, где деньги взял. Жека опустил глаза и, почему-то мялся. По нему было видно, что ему совсем не хочется рассказывать Славке, где он их взял. - Ну, хочешь молчать, молчи! Только ответь, если узнают, откуда они у тебя, ты не загремишь под фанфары? Тебя не отправят куда-то по - дальше? Но Жека не клюнул и на это. - О твоих подвигах Валя знает? Она ведь обязательно расскажет матери, что ты где-то набрался, - продолжал наступление Славка. - Ты хоть подумал, что ты им ответишь? - Нет, об этом я ещё не думал, - признался Жека, - Может Валька и не скажет маме, - с тоской в голосе сказал он. - Не притворяйся дурачком, Жека. Ты ведь уверен, что она накапает. - Скорей всего да, Слава. Прошлый раз, когда мать узнала, что я с Воцей и Сенькой связался, она проплакала весь вечер. Я слышал, как она плакала и ночью. Мне тогда самому заплакать хотелось. И сейчас я не буду знать, куда мне деваться, ведь я матери тоже слово дал, что от всех незаконных дел уйду. - Так ты действительно был именинник? - Да, нет, Рыжий пошутил. Так, что придумаем, Слава? - Жека с надеждой пос мотрел на своего опекуна. - Слава задумался. В свои пятнадцать лет, ему ещё не приходилось попадать в подобные ситуации. Спиртного Слава не переносил. - Скажешь, что был день моего рождения. Все выпили по стакану вина, чем заесть не было, на голодный желудок ты и окосел. - Здорово! - обрадовался Жека - теперь, кажется, выкручусь! Сейчас я тебе всё расскажу. - Вчера утром, когда шёл в школу, был голодный страшно. Перед уходом на работу, мама оставила нам с Валькой по стакану не сладкого чая и по сухарю. Вот я и решил с двух уроков нарезать и добыть хоть чего-то на базаре. -Ты совсем нетерпеливый, Жека. Мы же все доживаем до большой перемены, когда получаем по булочке и кусочку сахара. Ну, да, ладно, рассказывай даль ше, только не ври. Я же тебя сразу расколю. - Слушай дальше. Ну, решил я, помотаться по базару, может, что под руку по падёт. Подошёл, сам знаешь, есть там маленький хлебный магазин. Смотрю, выходит из него тётка и в руках у неё целая куча карточек. Она кошелёк и хлебные карточки на стойку лотка положила, сама же хлеб в корзину заталки вает. Пока она копалась, дунул ветер, и карточки слетели на землю. Она вид но о чём-то задумалась, схватила со стойки кошелёк, за сумку и пошла. Я сле дил. Нет, сразу не спохватилась. Тогда я подскочил, схватил карточки и в сто рону. Ещё постоял какое-то время. Честно, заколебался, когда подумал, что с её детьми без карточек будет. Тут она прибежала заплаканная, кричать нача ла, ругать всех… Короче, жалость моя к ней прошла, я и ушёл. Поздно вече ром зашёл к Лёньке и показал ему карточки, он сказал, надо идти к Сеньке, тот знает, куда их сдать, но потребует долю. Я согласился, но Лёньку мать не выпустила из дому, и я пошёл к Сеньке сам. Сенька три карточки продал… - А сколько их там было всего? - Шесть. Остальные три остались у Сеньки. Он обещал, что с утра их толкнёт, и тогда мы гульнём. - Лёнька! - крикнул Слава в комнату. - Да, скорее ты! Слава потушил газ и попросил Витю, чтобы он, не дожидаясь прихода матери покормил Сашу и поел сам, и, спеша, вместе с Жекой и Ленькой выскочил из квартиры - Что это ты, как с цепи сорвался? Куда ты нас тащишь? - остановился на парадном Лёнька. - Ведите меня скорее к Сеньке! - попросил Слава. - Что будет с теми людьми, если Сенька и оставшиеся карточки продал? - думал Слава, - пошли быстрее, надо Сеньку не прозевать. Сенька ещё не пришёл с работы. Отец Сеньки - дворник дядя Коля подозрите льно осмотрел их и спросил, по какому делу пришли. Славка соврал, что соби рает футбольную команду для игры с соседней улицей. Славе было понятно беспокойство отца. В шестом классе Сенька бросил школу и целый год обма нывая родителей промышлял с такой же, как и он, шпаной, на Одесских база рах. Всё выяснилось, когда он попался на мелком воровстве: неудачно стащил две курицы. В тюрьму Сеньку не посадили, ему тогда не исполнилось ещё шестнадцати, но бабы и мужики здорово его поколотили. В милиции он упира лся, ничего, мол, не крал. За ложь, ему и там добавили и, наконец, вызвав отца, отпустили домой под расписку. Сеньке урок пошёл впрок и когда Воця, в очередной раз, позвал его на разбой, категорически отказался. Воця и его хо тел побить, но Сеньку спасли ноги. Иногда, пользуясь старыми связями, он перепродавал ворованные вещи и сбывал всякую утварь, но, в последнее вре мя, и это делал редко. Теперь он работал учеником наладчика на фабрике по изготовлению зеркал. Работа ему нравилась. Он, со своим мастером - Васи лием Ивановичем, даже оставался на вторую смену, и помогал ему налажи вать на утро станки. Своей смекалкой Сенька удивлял учителя. Иногда он так искусно выполнял слесарные работы, что учитель, закатывая к небу гла за, приговаривал: - Дал тебе Господь, Сенька, золотые руки и не глупую голову. Смотри же, не во зло употреби, сей Божий дар! Обещаю тебе, будешь усердно трудиться, через пол года будешь не хуже меня мастером и заработок будет выше! Сенька гордился доверием Василия Ивановича, да, и работа им постигаемая будила интерес. Он уже решил совсем отказался от своих незаконных дел. Когда Жека принёс ему хлебные карточки, Сенька всё же соблазнился "дур ным деньгам" и пошёл к шмотощнице Марфе. Ей было всё ни по чём, абы шла копейка. Три карточки Марфа взяла за пол цены за наличные. Три Сень ка придержал. Знал, что Марфа и половину стоимости хлебной карточки ему не даёт. Деньги с Жекой поделили по полам, и Жека не возражал. Оба оста лись довольные и в наваре. Сегодня Сенька на фабрике не задерживался. Вечером, с Колькой Рогозиным, со своим дружком из "Нового дома", они соби рались пойти в цирк на борьбу. Увидев у ворот своего дома Славку рядом с Жекой и Лёнькой - рыжим, Сенька забеспокоился. - Чего это их принесло? - подумал он и зло посмотрел на Славу. - Сенька хорошо помнил, что это благодаря Славкиным стараниям, Лёнька, Толик и Жека перестали ходить с ним и Воцей. Если Воця, где-то нечаянно встретит этого шустрого парня, костей ему не собрать. Слава увидел Сеньку и пошёл к нему навстречу. - Где карточки? - не здороваясь, бросил он. - Какие карточки? Какие карточки? Что ты мелешь? Поздоровался бы снача ла, - начал изворачиваться Сенька, и голос у него стал неприятно писклявым. Но Слава перебил его: - Ещё раз спрашиваю, по-хорошему, где карточки? - А я, что, брал их у тебя? Чего ты лезешь не в своё дело? - Сенька поменял тон и уже попёр на Славу. - Жека, чего ему надо? О каких карточках речь? - Сенька подмигнул Жеке. - Не валяй дурака, Сеня, отдай ему карточки. - Ну, раз ты говоришь, то, пожалуйста. - Сенька достал из кармана три мятые карточки и передал их Славе. - Теперь отдай деньги, за проданные! - потребовал Славка. - Какие деньги! Какие деньги? Где я тебе их возьму. Это была моя доля и… - Прекрати ныть, и отдай деньги, - ещё раз перебил его Славка. - Я знаю, ты их ещё не успел потратить. - Деньги мои и ни копейки ты не получишь, понятно! И шагай отсюда по доброму. - Сенька уже разозлился, голос его поднялся до определённых высот и срывался. Он готов был броситься на Славку. Но Славка, будто не замечая бешенства Сеньки, тихо и ласково повторил: - Отдашь, отдашь, милый. Я с тобой драться не собираюсь, но моё тебе слово, не выложишь деньги, сейчас же заложу тебя дяде Коле. Тебе же хуже будет, и деньги отдашь и сам знаешь… Деваться Сеньке было некуда. Он понимал, Славка не шутит и сейчас действи тельно пойдёт к отцу и тогда тот с него семь шкур спустит. Сенька поклялся отцу, что никогда воровать и спекулировать больше не будет. - Жека, так что же отдать? - уже неуверенно спросил Сенька. - Отдай, отдай, Сеня! Мои гроши уже у него, - подтвердил Жека. - Знаешь, Сеня, денег можешь мне не возвращать, я тебе и Жекины отдам, а ты верни проданные карточки, - попросил Слава. -Ты, что, сдурел? - взорвался Сенька и сжал кулаки, - кто тебе будет карточ ки возвращать!? - Ты им деньги верни, пусть отдадут хоть две из трёх. Оставишь им одну в на вар. Поверь, они согласятся. Сенька замолчал и подумал о Славке: - "Соображает, чёрт!" Славка попал в точку. Сенька знал, Марфа жадная, и если получит свои день ги и оставит себе в навар одну карточку, то, если ещё не толкнула их, согласит ся вернуть две из трёх. - Сделай это, Сенька! Пожалуй, впервой, доброе дело сделаешь! Вообще -то, на нас с тобою это не похоже, - засмеялся Лёнька - рыжий. - Ладно, давай деньги, и ждите меня здесь, - уже без всякой злобы сказал Сенька. Слава радостно потёр руки. Пока всё получалось по - задуманному. Все мальчишки не хуже Славки понимали: в семью, оставшуюся без хлебных карточек, пришла беда. В послевоенной стране 1946 года, во времена разрухи, голода и бандитизма - хлеб, это была сама жизнь. Ради него люди убивали и шли на любые преступления. Славка не стал распространяться с товарищами на эту тему, но про себя подумал: - Молодцы Жека и Лёнька, и даже Сенька - молодец! Бывало, у Славки ком к горлу подкатывал, когда он видел, как Сашка тянет ся ручкой к кусочку тёмного, неизвестно из чего приготовленного хлеба. Ма ма к своему кусочку хлеба почти не притрагивалась, отдавая свою порцию малышу. От голода и тяжёлой физической работы мать похудела, лицо её ста ло серым, но глаза матери несмотря на трудности, оставались всё такими же блестящими и прекрасными. Часто, видя голодного Витьку, Слава тоже подсо вывал ему свою половину, но этим нельзя было исправить положение. Славка мечтал, что когда он окончит семилетку и поступит в мореходную школу, где каждый день курсант получает восемьсот грамм хлеба, тогда, наконец, сэконо мив на своей пайке, он накормит всех домашних своих хлебом вволю. Когда Жека рассказал ему о карточках, Слава почему-то представил себе Саш ку и Витю без хлеба, и у него даже дрожь пробежала по спине. Мелькнула мысль, ради них он тоже мог бы пойти на грабёж, но он сам испугался того, что подумал. Узнав о карточках, он сразу решил вернуть их хозяевам. Слава был уверен: там дети мал - мала меньше, без хлеба они не выживут. Сеньку пришлось ждать не долго. Подойдя к ним, он не отдал карточки в руки Славке, а бросил их на землю и, не попрощавшись, развернулся и ушёл. Подбирая карточки, Славка крикнул ему вдогонку: - Ты, молоток, Сеня! - но тот не оглянулся и нырнул к себе в полуподвал. - Как же мы теперь найдём эту женщину? - спросил Жека. - Пошли скорее в магазин, может он ещё работает, там наверняка знают, у кого карточки пропали. Когда ребята пришли на базар, то и он и магазин были уже закрыты. На дверях магазина висела табличка: - "Магазин работает с 8 -и до 5-и". _ Жаль, но сегодня уже не отдадим, придётся подождать до завтра. Сейчас пошли быстрее домой. Мама, наверное, уже пришла и беспокоится, где я. Тебя уже дважды мать звала, - предупредил Славу Толик Киселёв, - где это вы пропадаете? - Выходи скорее, ещё успеем сыграть в футбол, - подбежал к ним Вадик - беле нький. Фимка мечтает с нами рассчитаться. К Славе подошёл Витя и, взяв его за руку, повёл за собой. - Куда ты сбежал? Мама сердится, что ты нас не покормил, и Валя Жекина спрашивала меня, куда вы пошли. Слава поспешил за братом. Когда Витя сказал ему о Валя, у него опять внутри больно ёкнуло. - Как тебе не стыдно, Слава! Как можно было уйти и не покормить мальчиков? - раздражённо отчитывала его мать, но Слава промолчал, и она, уже более миролюбиво добавила, - Иди, мой руки, и садись к столу. Слава быстро выполнил команду матери. - Послушай, мамочка, что случилось бы, если бы у нас пропали хлебные карточки? Мать, казалось, замерла у плиты и вздрогнула. Слава, увидев её побледневшее лицо, испуганно закричал: - Мамочка! Мамочка! Не волнуйся, у нас всё в порядке! Я карточек не терял! Вот, смотри, они на месте, - Слава подбежал к столику и, вытащив хлебные карточки, передал их матери. Мать взяла цветные бумажки и тяжело вздохнула. Испуг сошёл с её лица: - Что это за странный вопрос, Слава, разве ты сам не понимаешь, это голод. Нам и без такой потери тяжело. Витя уже всё сам понимает, но Саше не объяс нишь. Я не представляю себе, что с нами было бы без хлеба. Больше так не шути. У меня будто оборвалось что-то внутри. - Мать тяжело опустилась на стул. - Прости меня, мамочка, я не хотел, я же совсем о другом… - Не надо больше на эту тему, Слава. Тебя просили ещё выйти во двор, иди, но чтобы я тебя не звала. Витю отправишь домой к девяти, сам, без опоздания, придёшь к половине десятого. Слава поцеловал мать, на секунду прижался к ней щекой и, что-то мурлыча под нос, пошёл к дверям. - Чему ты радуешься? - подбежал к нему Вадик - беленький, - пока ты дома отсиживался, мы Фимке проиграли! Но сейчас даже проигрыш недругу не испортил Славкиного настроения. - Слава, тебя Вовка - пистолет искал. Он предлагает встретиться с ними на полянке: семь на семь, завтра после уроков, - проинформировал его Толик Киселёв. - Хорошо! Очень хорошо! Толя, - думая о чём-то своём, отозвался Слава, - ты не видел Жеки? - Его только что Валька домой позвала. - Выкрутится Жека, или погорит, - подумал Слава. Вдруг он увидел, что из парадного вышла Валя. Она явно кого-то искала и оглядывалась по сторонам. Увидев Славу, быстро направилась к нему. Слава поспешил ей навстречу. - Привет, Валя! -Привет! - Валя внимательно посмотрела ему в глаза. - Женя сказал маме, что ты вчера был именинник и угощал ребят дома вином? Это правда, Слава? Валя не отрывала своего взгляда от Славы и ждала ответа. Слава терпеть не мог врать. Он считал это трусостью, но идея была его, и Жеку надо было выручать. - Так и было, Валя! Вот только нечем было заесть, да и выпили по маленькой рюмочке, я и не думал, что он может опьянеть, - без тени смущения соврал Славка. Ничего больше не спрашивая, Валя повернулась и ушла. Минут через десять, из парадной выбежал сияющий Жека. - Сработало таки. Спасибо тебе, Слава, выручил. Только так они мне и поверили. - Учти, Жека, это первый и последний раз. Я тебе при ребятах говорю, больше покрывать не буду и врать тоже. Кстати, - добавил Слава тихо, чтобы его слышал только Жека, - ты мне ещё не рассказал, где набрался? - Утром, когда я пошёл на казну, меня увидел Колька - жлоб. Я как раз разме нивал десятку, хотел купить сладких петухов. Мне давно их хотелось, да, всё не было свободной копейки. Так вот, Колька увидел у меня деньги и предло жил зайти по стаканчику. Не мог я ему отказать. Колька выпил три стакана вина, я два. Дальше, ты знаешь. Купили конфет, печенья, сел на извозчика и приехал домой. - Решил по - форсить, - засмеялся Славка, - Колька - подонок. Ему всё равно с кем пить, даже с малолеткой, лишь бы за чужой счёт. Колька - жлоб, двадцати шести лет, с маленькими хитрыми глазами и наив ным выражением лица, что совершенно не шло к его почти двухметровому росту и бычьей шее, работал шофёром. За рулём его видели редко, больше он ошивался у бадег и закусочных со своими дружками, такими же пьяницами. В армии он не служил, мать у Кольки была инвалидом первой группы и счи талось, что он ухаживает за ней. На деле же дома Колька бывал редко, иногда заходил переночевать, за матерью же в основном присматривали соседи и им помогали пионеры из подшефной школы, поэтому Славка не удивился, что Колька позарился на деньги Жеки и напоил его. - Что будем делать с карточками завтра, Слава? - Как что? - удивился вопросу Славка, - пойдём в магазин, узнаем адрес женщины потерявшей карточки и отнесём их к ней домой. Ну, а ты сможешь ещё раз проказёнить, - подколол Жеку Славка. - Ну и пусть, - не обращая внимания на Славкино ехидство, ответил Жека, - потом догоню. Мне это уже не раз приходилось делать. Жека был способный. Голова у него работала отлично. Стоило один раз про бежать заданное и пятёрка была ему гарантирована. Но учить, и получать отличные оценки было не в его правилах, он довольствовался тем, что запоми нал во время рассказа учителя. - Значит завтра в половине восьмого у ворот. Договорились? - Договорились, Слава. Утром Славка проснулся с каким-то радостным настроением. Часы показыва ли десять минут восьмого. Мама уже возилась на кухне. - Надо будить Витю, - подумал Слава. С недавних пор Витька был, как и Жэка, на первой смене. Слава, до его прихо да со школы, оставался с малым Сашей сам, и, каждое утро получал от мамы инструктаж, что им съесть на завтрак и обед. Позже, до прихода Славы со шко лы и мамы с работы, парадом командовал уже Витя. - Витя, вставай. Маме уже пора на работу и мне сегодня надо раньше. Вите в школу надо было на пол девятого и, взглянув на часы, он обиделся на брата: - Что тебе надо? Зачем ты меня так рано разбудил? Сам узнай у мамы, что мы должны с Сашей поесть на ужин и скажешь мне потом. Сейчас же, дай мне ещё немного поспать, - и Витя повернулся к Славе спиной. Каждое утро повторялось одно и тоже. Витя сразу никогда не поднимался. Под любым предлогом он оставался в постели и тянул почти до своего ухода в шко лу, но сегодня Слава позволить ему этого не мог. - Я тебя прошу, проснись и вставай! - повысил голос Слава. Мне сегодня надо уйти раньше, - но Витька засунув глубже под себя одеяло, ни как не реагиро вал на просьбу Славки. - Вставай, а то с кровати стащу, - пригрозил Славка,- но и на это брат никак не прореагировал. Слава ухватился за одеяло и стащил Витьку с кровати на пол, но тот и не подумал встать, а быстро перекатился под кровать, хохоча во всё горло. - Прекратите баловство! Сашу разбудите! Вы бы оба, здоровые, совесть имели. А ты, лежебока, выбирайся из под кровати и иди умываться и завтракать! - Чего это ты его в такую рань, Слава? Ему ещё рано в школу. - Мне сегодня надо к восьми, мамочка. Поэтому я его и попытался поднять. Мне уже надо бежать. Ты ему всё сама расскажешь. - Выпей хоть стакан чаю с мамалыгой. Они уже на столе. - Спасибо, мамочка, у меня уже нет времени. Не беспокойся за Сашу, я домой вернусь к девяти, Сашка ещё не проснётся. На всякий случай, попроси тётю Женю, чтобы она к девяти заглянула к нему. Пусть Витя не ждёт меня и идёт в школу. - Я тебе всё напишу и оставлю на столе. - Хорошо, мамочка! Слава поспешил из дому. - Никогда поспать нельзя, - забурчал Витя, - вечно он меня раньше времени поднимает, - пожаловался Витька на брата. - Всё, Витенька. Славе сегодня надо к восьми, потому он тебя и поднял раньше. Он убежал, даже не позавтракав. Я уже тоже тороплюсь. Я вам всё подробно напишу. - Уже иду, мамочка. Не беспокойся, я всё сделаю, как ты напишешь. Если чего-то не смогу, спрошу у тёти Жени. - Сашу раньше не буди и не обижай его. Он вчера жаловался, что ты ему карандаши не давал. -Уже и тебе успел наговорить на меня. Малый, малый, а ничего не забывает. Мама, ты Славу предупреди, чтобы он меня раньше восьми не поднимал. Жека уже ждал Славку у ворот. - Пошли скорее. Я должен к девяти быть дома. Сашка может проснуться и если никого из взрослых рядом не будет, может испугаться. - Не торопись, Слава, ты, что забыл? Магазин начинает работать только с 8-и. Когда они пришли на базар, до открытия магазина оставалось ещё минут десять, но возле него уже собралось много народа, и длинная очередь вытянулась хвостом под дверями. Слава вытащил из кармана часы - лукови цы, его гордость и память о погибшем отце и, ровно в восемь, когда он услы шал последний сигнал по громкоговорителю, отметил, что часы идут минута в минуту. Мама вручила ему отцовские часы в день его пятнадцатилетия, и прикрепила их серебряную цепочку к специально пришитому внутреннему карманчику брюк. Слава любил щеголять часами перед товарищами, вот и сейчас, он с удовольствием щёлкнул крышкой часов перед Жекой, и спрятал их на место. Магазин уже открылся и, несмотря на очередь, толпа, давясь и ругаясь, хлынула внутрь. Подождав, пока установится относительный поря док, мальчики протиснулись внутрь магазина. Они заранее договорились, что будут спрашивать о хозяйке карточек только у заведующего или у продавца. Слава и Жека начали пробиваться к прилавку и на них сразу закричали. Ребята не стали огрызаться и попросили продавщицу позвать заведующую, но та ещё не пришла, и тогда Славка обратился к продавщице. Очередь опять заволновалась: - Да, говори скорее, что там у тебя и не задерживай продавца, - повелительно сказал ему мужчина в очках. - Вы не знаете фамилии и где живёт женщина, у которой позавчера пропали карточки? - спросил Слава. Галдевший в магазине народ сразу затих. - А что? Вы их нашли и принесли? - спросила продавщица. - Да, нашли, и вот они, - Слава протянул ей карточки. - Здесь, правда не все шесть, а только пять, одна пропала. - Нет, мальчики, фамилии этой женщины я не знаю. Разве на карточках не написано? - Нет, мы смотрели, фамилии там нет. Продавщица, улыбающаяся и раскрасневшаяся, подняла карточки над голо вой и обратилась к очереди: - Может, кто-то знает фамилию или где живёт женщина, потерявшая карточ ки? Вот мальчики нашли их и принесли. Народ в магазине взволновано зашумел. Время было голодное. По тем време нам, каждая хлебная карточка стоила баснословные деньги. Тем удивитель нее, и, это вызывало восхищение и уважение, был поступок ребят. Для людей, во многом разуверившихся, обозлённых разрухой и жизненными тяготами, их поступок был чудодейственны эликсиром, и все в магазине были благодарны мальчикам, за этот глоток человеческой доброты и отзывчивости. - Да, это Нюрыны карточки. Она тут недалеко живёт, на Конной. У неё трое детей и больная мать, её параличом разбило. Уж как они с мужем бьются, а тут ещё карточки пропали. Она, бедолага, с горя заболела. Я их соседка. Пой дёмте, детки, я вам покажу, где они живут. К мальчикам протиснулась сгорбленная морщинистая старушка с лучисты ми глазами: - Пойдёмте, пойдёмте, родные! Радость - то у Нюры какая! Уж, как она себя .. кляла, как проклинала, как убивалась, бедная. Теперь отойдёт, теперь ей полегчает, радось - то, радость -то, какая, - продолжала причитать старушка. - А за Вас, деточки, я помолюсь и свечку поставлю. Слава взял у продавщицы карточки и пошёл за старушкой. Люди почтитель но расступались перед ними, давая ребятам дорогу. - А она нас не обманет? - шепнул Славке Жека. - Ты. что, забыл ту женщтну? А ну вспоминай! Жека весь напрягся. - Вспомнил! Отлично помню! - Вот и порядок, - повеселел Слава. Старушка спешила, но шла всё равно очень медленно. Слава и Жека шли впереди и всё время оглядывались. Слава заметил, что она их несколько раз перекрестила. - Жека, она нас крестит, - улыбнулся Слава. - Ну, и пускай. Знаешь, если мы их сейчас отдадим, то я ещё пойду в школу. Славка промолчал, но про себя подумал: - "Видно, если человек совершает добрый поступок, то и сам становится лучше". Мальчики подождали отставшую старушку и вместе с нею медленно подня лись на второй этаж. Старушка позвонила. Дверь на веранду быстро откры лась и ребята увидели грузную женщину с красными заплаканными глазами. Из -за её спины осторожно выглядывали две очень похожие друг на друга девочки в одинаковых платьицах, рядом с матерью, держа её за руку, стоял трёхлетний малыш, чем-то напомнивший Славке его Сашу, и все они с любо пытством смотрели на мальчиков. - Нюрочка! Нюрочка! Радость - то какая, - запела старушка, - эти детки нашли ваши карточки и принесли их в магазин. Я как раз там была и вот привела их. Глаза женщины строго и недоверчиво смотрели на Славу и Жеку. Она всё ещё стояла на пороге и не приглашала их войти в квартиру. Слав оглянулся на Жеку: - Это она? - Она, она! - поспешно подтвердил Жека. - Вот вам ваши карточки, - Слава протянул женщине пять сложенных с выре занными купонами бумажек. - Вы уж простите, так получилось, одна карточ ка пропала. Женщина, дрожащими руками, взяла у Славы протянутые ей хлебные кар точки. Тяжёлый спазм сдавил ей горло, и слёзы полились из глаз. Она пыта лась что-то сказать мальчикам, но слёзы мешали ей. Малыш, увидев плачу щую мать, громко заревел. Славка и Жэка начали медленно пятиться от дверей. Уже на лестнице, Слава ещё раз взглянул на плачущую женщину, и, махнув ей рукой, сбежал вниз. Жека уже ждал его. - Ну, теперь жми в школу, Жека! Я же домой! - и мальчики, больше ни о чём не говоря, быстро зашагали от дома, где только что, сами того не сознавая, сотворили маленькое чудо. ПАСПОРТ Голодная и холодная зима 1946 - 47 годов не обошла и Одессу. В последние дни декабря 1946 - го, мороз в городе держался на отметке минус двадцать. Пронизывающий холод врывался своим дыханием и внутрь домов. Лёвка с Владом ходили в тёплых свитерах, малый же Валера носил меховую жилетку, специально для него пошитую их соседкой по квартире, Евгенией Терентьевной. Ночью все спали, укрывшись двумя тёплыми одеялами. Угревшись за ночь, утром, Лёвке совсем не хотелось выбираться из тёплой постели, но он заставлял себя подняться. Надо было будить Владьку, тот учился в первой смене, и получать инструктаж от матери. К восьми утра, Тамара Яковлевна должна была приготовить им на день что-то из еды и уйти на работу. Поднять Влада с постели всегда было не просто, но, пробудившись, он всё же лениво вставал, что-то недовольно бурча себе под нос. В это время мать давала Лёве наказы, что необходимо выполнить по дому в течение дня и, что им поесть. Лёва учился на второй смене, и эта процедура входила в его ежедневные обязанности. Готовясь к зиме, Тамара Яковлевна Спивак, получила на детей в военкомате талоны на уголь и дрова, и, своевременно завезла и занесла это богатство в сарай. Немного угля ей подвезли и с химфабрики, где она работала. Теперь их сарай, был почти до верху забит топливом. Евгении Терентьевне, по месту её работы, в больнице, тоже выдали талоны на топливо, и машина завезла и ей дрова и уголь. Посоветовавшись, Тамара Яковлевна и Евгения Терентьевна, учтя, что на обогрев квартиры запасов угля и дров должно хватить на всю зиму, решили топить высокую, покрытую белым кафелем печь круглосуточно. От семьи Спивак, за поддержание тепла и ночью отвечал Лёва. На кухне, установили небольшую "буржуйку", и к Новому - 1947 году, температура в квартире установилась на отметке плюс двадцать. Наступление Нового - 1947 года, Тамара Яковлевна разрешила Лёве с товарищами отпраздновать у них на кухне. В 23 - 00, к Лёве, со своими припасами, пришли Виктор Натин, Толик Киселёв, Лёнька - рыжий и Коля Рогозин. За столом, рядом со взрослыми мальчиками, уселся и Владька, и Лёва не стал прогонять брата. Пригласил Лёвка и Жеку - малого, но его мать и сестра Женю к Лёвке не отпустили, считая, Лёву виновным в прошлом его опьянении. Тамара Яковлевна приготовила на всех высокий торт - сметанник и сама купила ребятам бутылку вина. Это была Лёвкина и Влада доля. Коля Рогозин удивился, когда Лёва пригласил его к себе. Хоть они с Лёвкой жили в одном доме и учились в одном классе, но Колька больше дружил с Сёмкой - беспалым, Вадиком - быстрым, Фимкой - шаей и приходившим к ним во двор Лёнькой - рыжим. Среди ребят Колька славился своей силой. В драках он её неоднократно демонстрировал, и, был, не удержим. Колька, как и Лёнька - рыжий, ухитрился в пятом классе, остаться на второй год. С Рыжим они были одногодки и были старше всех собравшихся. У Кольки Рогозина, за его широкие плечи, мощный торс и длинные руки была кличка "Колька - горилла". Рослый, с большой головой, чуть лопоухий, с длинными неуправляемыми каштановыми кудрями и серыми чуть на выкате глазами, с мощным носом и, вечно кривящемся в ухмылке ртом, Колька был главной ударной силой Нового дома. Рогозин очень напоминал бывших еврейских портовых биндюжников - этих славящихся не дюжей силой людей, умевших и любивших выпить и подраться. На практике же в Колькиной родословной таковых евреев не числилось. Дед его и отец были профессиональными поварами. Совсем не даром Колька всегда был розовощёк и жизнерадостен. Открытием стало для Лёвки, ему, под большим секретом, рассказал об этом Лёнька - рыжий, что первым кто пошёл с Воцей и Сенькой на дело, был именно Колька. - Он и меня тогда затащил в их компанию. Я до Кольки Воци не знал. Колька почему-то стеснялся Лёвки, и не старался сблизиться с ним. В их дворе Лёвка был для Кольки "белой вороной". Больным местом Рогозина был еврейский вопрос. Если кто-то обзывал его или кого-то из товарищей жидом, то был им бит люто и беспощадно. На удивление, в Кольке не было ни капельки жадности. Не голодный, он и с Воцей ходил воровать скорее из интереса, нежели потребности. Часто, выкрав дома несколько кусков варёного мяса и копчёностей, он щедро одарял ими голодных товарищей. Лёвке хорошо запомнилась Колькина помощь во время его драки с Осиповым, когда Рогозин, подножкой, уложил в проходе между партами, бросившегося на помощь Осипову, его дружка - Градова. Благодарностью Лёвки и было приглашение Кольки встретить с ними Новый год. Пока ребята рассаживались, болтали, набирали в тарелки еду и разливали по стаканам вино, вошла Тамара Яковлевна с часами с боем и ровно в 12-ть, под их звон, поздравила мальчиков с наступившим Новым - 1947 годом и тоже пригубила немного вина. Как только она вышла, Колька моментально достал из бокового кармана бутылку водки и, налив себе и Лёньке по стакану. вопросительно посмотрел на ребят. - Ладно, плесни и мне немного, - сказал Толик Киселёв. Колька налил ему пол стакана. Лёвка же и Виктор категорически отказались. Владька с восхищением смотрел на Кольку и Лёньку, как они выдули по стакану водки и Колька, тут же разлив на двоих остатки, покончил с водкой и, спрятав пустую бутылку на место, победно посмотрел на всех сидящих за столом. Он был доволен. Толик, наконец, допил свою порцию, и все усердно принялись за стоявшие на столе закуски. Ещё большее удивление у Влада вызвал отказ Кольки и Лёньки от сладкого. Раскрасневшиеся, с блестящими глазами, они ещё какое-то время посидели за столом, потом, сославшись, что их ещё ждут в другом месте, быстро ушли. - Пошли добавлять, - улыбнулся Толик, - их действительно ждут у Сёмки - беспалого. Вино так и осталось не допитым. Съев по куску торта и выпив чая, ребята вышли во двор. Там уже перебрасывались снежками мальчишки и девчонки.- Витя, идём пройдёмся. Посмотрим, что делается на улицах, и я тебя провожу домой. - Толя, ты с нами? - Нет! Вам и без меня хорошо! Так что - топайте! К общей радости, в эту новогоднюю ночь мороз спал, и было совсем не холодно. Взрослые и дети, отсидев за столами, с удовольствием высыпали из домов. Везде слышались радостные возгласы и смех. Крупные хлопья снега ложились на дома, деревья, людей, и, казалось, весь мир был укрыт бело-синим светом. Сквозь оконные стёкла, почти в каждой квартире были видны сверкающие огоньками ёлки, и из открытых форточек слышались звуки музыки. - После войны, пожалуй, я первый раз так встречаю Новый год, - сказал Лёва. - В прошлые годы, за столом были только мама, бабушка Поля, братья и я. Тётя Нина купила нам ламповый приёмник ВЭФ, мы слушали музыку и песни и ждали новогоднего поздравления. - Лёва, я давно хотел тебя спросить, вот вы были в эвакуации в Ташкенте. Правда, что туда, помимо пожилых людей, сбежало от войны множество молодых и среднего возраста евреев и, что большинство из них, якобы, купило себе документы, освобождавшие их от службы в армии? - Дыма без огня не бывает, Витя, да, евреев было много и, наверняка, среди них в Ташкенте, да, и в других городах Средней Азии, были люди купившие себе документы, дававшие им возможность избежать отправки на фронт, но больше всё же было специалистов, получивших броню законно. В тылу люди работали не считаясь со временем. Армии требовались не только винтовки, автоматы, самолёты, танки и прочее оружие, её надо было ещё обеспечить всем необходимым для жизни каждого солдата. Тыл и давал это, начиная от одежды, палаток, бинтов, лекарств и прочего, для этого и нужны были профессионалы. Среди евреев имевших броню, большинство и были таковыми. На заводах и фабриках работали в основном девушки, женщины и ребята из ремеслух. Мужчин было мало. Когда в конце 1942 года мы переехали из нашего колхоза в Казахстане в Ташкент, и в январе 1943 - го мне исполнилось двенадцать, я почти пол года проработал на швейной фабрике, вначале учеником закройщика по тапочкам и стелькам, потом и закройщиком. В основном там работали только женщины, были среди них и еврейки. Единственным евреем - начальником был мой учитель, главный закройщик, Григорий Наумович Штеккель. На каждой смене было по одному наладчику, это были русские мужчины. Все трое были выписаны из госпиталей после тяжёлых ранений и контузий. - Так ты считаешь неправдой, что русские, украинцы и солдаты прочих национальностей воевали, а евреи в тылу, да, в Ташкенте отсиживались? - Это антисемитская ложь, Витя. Разве мой отец не пошёл добровольцем на фронт, и не воевал с фашистами под Кишинёвом, Одессой и не погиб в Севастополе? Он был из еврейской семьи, где все защищали Родину. Дядя Иосиф с тётей Тоней под Москвой, тётя Фима с дядей Освальдом в Ленинграде, и таких, как они было множество. В нашей семье не воевали только дети и старики. Папины отец и мать - бабушка Эсфирь и дедушка Наум, навсегда остались в Ташкенте. Они умерли в начале 1944 года один за другим, в течение двух месяцев. Среди папиных знакомых был, правда, экземпляр еврея сбежавшего с войны, но это был единственный мне известный случай. Об этом я узнал случайно. Вначале считалось, что этот деляга воевал. Он служил в одной части с отцом, но папа был общевойсковик и на передовой, он же был финансистом. В армии такие специалисты тоже нужны. Это он него мама узнала, что в Севастополе, в тот блиндаж, где отец находился вместе с командиром батальона, попал тяжёлый снаряд, и на месте блиндажа осталась только глубокая воронка. Один из воевавших под Севастополем командиров был тому свидетель и рассказал об этом дяде Косте. Так вот, дядя Костя сбежал из Севастополя с печатями, документами и деньгами той части, где служил. Благодаря поддельным документам он и дезертировал в Ташкент. Считалось, что его на две недели отпустили в отпуск. Вскоре он с женой и двумя детьми уехали в Алма-Ату. Там его арестовали и судили. Всё это, Витя, я уже узнал позже, когда вернулся в Одессу, и подслушал разговор мамы с Розой и Идой Ружинскими. При отступлении из Одессы, папа помог этим женщинам выбраться из города и из Севастополя. Так что евреи, как и все люди, были и есть разные. - А кем по национальности ты сам себя считаешь, Лёва? Ведь ты говоришь, что у тебя единственного в вашей семье, в метрической, двойная фамилия. Тебе ведь скоро получать паспорт? - Я ещё и сам окончательно не решил, как поступить, Витя, и сейчас не отвечу на твой вопрос. Скорее всего, всё это случится после моего разговора с мамой. Боюсь, ей не понравится то, что я задумал, но я буду чувствовать себя предателем по отношению к отцу, если после всех разговоров о трусости евреев, сам струшу и откажусь от его национальности. Прошли новогодние каникулы. Несмотря на новые затраты, Тамара Яковлевна, решила скромно, но отметить Лёвкины шестнадцать лет. 10 января 1947 года за столом, кроме Тамары Яковлевны и Лёвы, собрались мамина мама - бабушка Поля, родная сестра мамы - тётя Нина, родной брат мамы и тёти Нины Борис Яковлевич Овосапов с женой Верой, Виктор Натин с Толиком Киселёвым и братья Владлен и Валерий. Всем налили в рюмки красного вина, Владу и Валере сладкой воды, дяде Боре - водки. Он был главным мужчиной за столом и, встав, поднял рюмку: - Лёва, я люблю вашу хлебосольную семью и всегда помню твоего отца. Надеюсь, ты унаследовал и пронесёшь через всю жизнь лучшее, что было и есть в семьях Овосаповых и Спивак. Именно этого желали тебе родители, давая каждый свою фамилию. Ты в нашей большой семье единственный Спивак - Овосапов и я верю, ты будешь достойно нести эти обе фамилии. Потом выпили за мать и отца. Тётя Нина, поздравив сестру с днём рождения сына сказала: "Если бы Миля был жив, он был бы горд за сына, ставшего сегодня взрослым человеком. Все эти трудные годы, Тамара, твой старший сын был надёжной опорой тебе и братьям. Я уверена, став старше, Лёва будет тебе надёжным другом и помощником, и примером для братьев. Тамара Яковлевна говорила недолго, но с сердцем. - В самые тяжёлые дни и годы эвакуации и до сегодняшнего дня, ты был достойным сыном своего погибшего отца. Он любил всех нас и, защищая нас, во имя наших жизней, отдал свою. Твой отец, Лёва, всегда следовал заветам своего младшего брата - Льва Спивака, имя которого ты унаследовал. Оно навечно осталось в памяти Одессы и выбито на мраморной доске, висящей на доме, где твой дядя и его товарищи в годы гражданской войны были казнены деникинской контрразведкой. Выполняй же и ты, что тебе завещал отец. Ты помнишь, он говорил: - "Какие бы тебя не ожидали трудности, ты, старший мужчина в доме, и будешь всегда помощником для матери и защитой для неё и братьев". Одно, Лёвочка, прошу тебя, измени своё отношение к школе. Ты много прогуливаешь и тянешь еле, еле на тройки. Ты обязан окончить семилетку и поступить в мореходку. Это и будет твоя настоящая мне помощь. В семье, вопрос о национальности Лёвы и братьев никогда не дебатировался. В своём зарождении семья была интернациональна. Основой её был мужчина - еврей из местечковой, религиозной еврейской семьи, Эмиль Наумович Спивак. Он почти выкрал из смешанной армяно - украинской и православной семьи Овосаповых свою любимую и будущую жену Тамару Яковлевну Овосапову. Оба выходцы из посёлка Григорьополя, соединившись против воли своих родителей, молодые люди в 1927 году бежали в Одессу, где в то время, одним из секретарей горкома партии работал старший брат Эмиля, Иосиф. В доме старшего брата Иосифа и его жены Тони, тоже работавшей в горкоме партии, и состоялось бракосочетание Эмиля Спивака и Тамары Овосаповой… В 1944 году, после возвращения Лёвы из эвакуации, однажды вечером, бабушка Поля рассказала Лёве историю семьи Овосаповых. - Я сама из украинской семьи Зотовых. Мой отец Василий Никифорович Зотов, из свободных крестьян, был видным мужчиной. Мать, Мария Дмитриевна Хохлова, бывшая крепостная, была красавицей. Оба они были из бедных крестьянских семей, вечно трудившихся на кого-то. Как назло, в нашей семье рождались одни девочки и из-за бедности, как только они достигали 14-ти лет, их сразу же отдавали в услужение в более богатые семьи. Я родилась шестой, но, к удивлению родителей, была самой красивой девочкой. К богатым армянам Акоповым меня взяли тоже четырнадцатилетней. Я прислуживала их старшей дочери Варваре. Для восемнадцатилетней Варвары, я, хоть и совершенно безграмотная, была скорее подругой, чем служанкой. Варвара считалась на выданье. В это время в Григорьополе открылась гимназия и директором её по протекции Акоповых, был приглашён из Еревана, окончивший Ереванский Университет уже не молодой армянин тридцати двухлетний преподаватель математики, Яков Захариевич Овосапов. Яков Захариевич был красивым мужчиной и стал частым гостем в семье Акоповых. Варвара приглянулась ему с первого взгляда, она же относилась к нему насторожено, но постепенно твой дед лёд растопил, и, через год после его приезда и ухаживаний, была сыграна пышная свадьба. Родители Варвары, выдав дочь замуж, передали ей в приданное и всё их большое хозяйство: землю, сад, усадьбу и всю живность. Твой дед сразу стал богатым человеком, но директорства в гимназии не оставлял. Варвара забеременела. Беременность проходила тяжело и она даже вынуждена была на время перебраться в Тирасполь к родителям. В Тирасполе лучшие врачи были к её услугам, но плод развивался неправильно, и Варваре предложили искусственно прервать беременность, но Варвара отказалась от аборта и вернулась в Григорьополь. Несмотря, что перед родами последние две недели возле неё всё время дежурил специально приглашённый из Одессы врач, когда начались роды, врач и акушерка, так и не смогли развернуть плод ставший поперёк. Из-за потери крови, Варвара и ребёнок погибли. Яков Захариевич и вся семья Акоповых были безутешны. После отъезда родителей, всем хозяйством и домом управляла Варвара. Рядом с нею, я тоже постигла все эти премудрости. Варвара во многом полагалась на мою память. Будучи безграмотной, я вынуждена была помнить даже мелочи. После смерти Варвары, я и стала полной хозяйкой в дома. Прошёл год, мне исполнилось семнадцать. Влюблённая в Якова Захариевича, несмотря, что он был старше меня на семнадцать лет, однажды ночью я сама пришла к нему и осталась до утра. Первым у нас родился Георгий, вторым Иван. Как домоуправительница, я отлично справлялась с обязанностями хозяйки дома и была все время рядом с Яковом. Прошло уже больше двух лет после смерти Варвары, и, помня, что у нас уже двое детей и я ношу в себе третьего, твой дед женился на мне. После Георгия, Ивана и Николая, я родила твоему деду Якову ещё десять сыновей и троих дочерей. Среди девочек, Лёва, твоя мать была средней. Из всех только один Леонид - трёх лет отроду, умер от ветрянки. Любил меня твой дед Яков Захариевич, царствие ему небесное, сильно и никогда не вмешивался в хозяйские дела. Пришла Первая мировая война и два старших сына ушли воевать. И Георгий, и Иван с войны не вернулись. После победы большевиков в 1917 году, воюя в гражданскую войну на их стороне, погибли ещё Николай, Пётр и Павел. Несмотря, что твоих дядьёв убили, когда они защищали коммунистов, в 1918 году Советская власть отобрала у нашей семьи землю, лошадей, скот, гурты овец и коз. Всё же учли, что трое сыновей Овосаповых погибли защищая Советы, а твой дед продолжает работать директором гимназии, правда, его в 1917 году отстранили от директорства, но потом восстановили. Нашей, всё ещё большой семье, оставили сад, усадьбу, две лошади, две коровы, пару свиней и всякую птицу. - Бабуля, вы же были за Советскую власть, почему же у вас почти всё забрали? - Советская власть посчитала, что мы живём слишком богато. Нас тогда ещё Бог миловал, у других всё отняли, и семьи в Сибирь угнали. Советская власть была за бедных и против богатых. Нас, хоть мы в основном всё своим трудом добывали, тоже считали богатеями, потому и землю нашу, скот, овец и коз, другую живность разделили между бедными. Лошадей же национализировали для Красной Армии. В 1928 году наша семья попала второй раз под национализацию. Тогда это называлось коллективизацией. Забрали уже всё и переселили нас в чужую избу. Кто-то из григорьопольцев написал в НКВД донос на их мужчин, что они в гражданскую воевали за белых. Тогда отца и сына арестовали и расстреляли, семью же выслали в Сибирь. - В 1928-м году в Григорьополе остались только я с дедушкой Яковом и младшие дети Вадим и Нина. Стёпа подался в Херсон, Володя, Боря и Яков в Одессу. Мать твоя с отцом уже там с 1927 года жили. Твои дядья Михаил и Христя уехали учиться в Москву. В Отечественную войну погибло трое твоих дядек: Стёпа, Володя и Яков, остальные тоже воевали с фашистами, но, слава Богу, все живы. Сегодня живут в Одессе Ната, Нина и Боря. Должны вернуться твоя мама и дядя Вадим. В Москве живут дядя Миша и Христя. Христя был тяжело ранен и сейчас всё ещё с палкой хромает. В 1939 году умер твой дед Яков, и все дети в последний раз собрались у его гроба в Григорьополе. Ты приехал с мамой и Милей, твой отец тоже был григорьопольский. Я на него сердита была за твою мать, что он её против воли семьи увёл, дед же Яков его защищал и говорил, что он хоть и еврей, но настоящий мужчина. - Бабуля, я помню, когда мы приезжали на похороны деда в Григориополь, но дядей всех не запомнил. Много там народа было. Папа с мамой мне тогда показали, где вы раньше жили. Так ты, что же, против папы и всех евреев? - Что ты! Что ты! Господь с тобою, Лёвочка! Да! Я вначале, когда твоя мать с отцом только стала встречаться, была против него. И братья Тамары были против. Мы ведь верующие христиане, наша вера не позволяла и не позволяет брака с евреями. Твои бабушка Эсфирь и дед Наум религиозные евреи, в своего Бога верующие, тоже были против брака Мили с Тамарой, но молодые никого не послушали и сбежали в Одессу. Ты же знаешь, я безграмотная, тогда ещё и глупая была. Потому и против твоего отца восстала, но он мне, грешной, всё простил, и зла не держал, царствие ему небесное! После смерти деда Якова, я с Ниной и Вадимом сразу же к вам домой приехали. Миля нас принял, как родных, и до самого его ухода на войну поил нас и кормил. Он и Володю с Борей и Яковом тоже приютил, когда они приехали в Одессу. Нет, кроме добра, я от твоего отца ничего не видела, да, и с бабушкой Эсфирь и дедом Наумом тоже подружилась. Нет, не буду грешить, в моей жизни ничего плохого мне евреи не сделали. Может, среди них и есть плохие люди, так в каждой нации есть свои выродки. Уже став старше, после службы в армии, возвращаясь зимой 1954 года новоиспеченным лейтенантом из Китая домой в родную Одессу, задержавшись в Москве в гостях у дяди Иосифа и тёти Тони, Лёва познакомился с семьями своих дядьёв Михаила Яковлевича и Христофора Яковлевича Овосаповых. В Одессе же самыми близкими людьми семьи Спивак были все те же Овосаповы. О том, что пора получать паспорт, разговор у Лёвки с матерью зашёл только в марте 1947 года. Лёва специально оттягивал его, ему не хотелось огорчать мать своим окончательно принятым решением. Он уже сходил в милицию и сделал список документов необходимых для получения паспорта. - Мамочка, вот эти документы мне необходимы для получения паспорта. В милицию надо сдать метрическое свидетельство, справку с места жительства, справку, что я учусь в школе и, что я сын пропавшего без вести командира. Лёва передал матери бумажку с записью необходимых документов. - Не беспокойся, Лёвочка, я тебе всё приготовлю. Вот только в учебной части школы возьми справку, что ты учащийся. Родной мой, я хочу всё же дать тебе одну рекомендацию, и буду настаивать на ней. Ты уже взрослый человек и поймёшь меня. Ты видишь, что делается вокруг тебя и слышишь, как люди не лестно отзываются о евреях. К сожалению, во многом люди правы. Так уже сложилось, большее число евреев устроено на "хлебных" местах. Они в магазинах, столовых, на базарах и в других выгодных местах, и их совсем мало у станков на заводах и фабриках. Приспособляемость этой нации удивительна. Зависть к евреям, к их умению выживать, и порождает ненависть к ним. Отсюда и антисемиты. В государственных учреждениях и даже на заводах и фабриках к евреям тоже относятся предвзято, и, хотя, по конституции, у нас все национальности имеют одинаковые права, на деле же и при поступлении на работу, и в высшие учебные заведения евреям чинят всяческие препятствия. В нашей семье никогда на эту тему разговоров не было, и быть не могло. Мы по своей сути настоящие интернационалисты. Твой отец еврей, я полу украинка полу армянка. Лёвочка, я не хочу, чтобы ты испортил себе жизнь, ведь отношение к евреям и на Украине, и в других республиках никогда не станет лучше, только хуже. Ты уже на своём маленьком опыте это испытал и видел отношение к евреям в Казахстане и в Ташкенте. Если бы твой отец был жив, хоть он и был коммунистом, учитывая обстановку и, что в тебе намешано три крови, я уверена, папа не стал бы настаивать на твоём еврействе. Я тоже член партии и понимаю, подобное отношение к евреям несправедливо: нельзя всех мести под одну метёлку. С каждым человеком, с каждой семьёй, как и с теми, кто оставался здесь при немцах и румынах, надо разбираться отдельно, но сейчас мне важна твоя настоящая и будущая жизнь. - Мамочка, именно потому, что к евреям относятся предвзято и несправедливо, хотя, может, среди них сволоты больше чем в других нациях, я запишу себя в паспорте, как в метрике, под двойной фамилией и евреем. Да, я, прежде всего, интернационалист, и это решение принимаю сознательно и навсегда, но во имя памяти отца, я буду всегда бороться против несправедливого отношения к евреям и докажу своей жизнью, что я не боюсь трудностей еврейства и всего того, что в связи с этим меня ожидает. Пришла тётя Нина. Услышав, что речь идёт о Лёвином паспорте и, что он решил записать себя в паспорте евреем, она разволновалась. - Лёва, ты знаешь, я работаю в райкоме партии и скажу тебе не стесняясь: политика проводимая в стране направлена против евреев. Это делается почти в открытую. Не делай глупости, тем более, что отца уже нет, мы же, самые родные тебе люди просим тебя и имеем на это право, будь либо украинцем, либо армянином. Лучше украинцем и отбрось фамилию Овосапов. Среди украинцев есть много Спиваков. Мама заплакала. Лёва обнял её и поцеловал. - Ты, тетя Нина, как и мама, права. Да, вы правы! Слушая вас, я только сильнее уверился в правильности своего решения. Не отступлю, и не согнусь, может я и дурак, но так и будет. Всё. Простите меня. Прошло две недели после сдачи Лёвкой документов, и по почте ему прислали вызов в милицию. Получила его мама. - Лёвочка, вот вызов! Тебя приглашают получить паспорт. Умоляю тебя, прислушайся к нашей с тётей Ниной просьбе. Может, мне пойти с тобой? - Не надо, мамочка, я всё сделаю правильно. Прошу тебя, не порть себе нервы. К восьми утра Лёва уже был в милиции, но выдача паспортов начиналась с девяти. В письме был номер комнаты, куда он должен был обратиться. Ровно в девять его пригласили в комнату, где выдавались паспорта. Там уже сидела женщина в милицейской форме: - Садись! Как твоя фамилия? - Спивак - Овосапов Лев Эмильевич. - Когда тебе исполнилось шестнадцать? - 10 января 1931 года. - Какую фамилию тебе оставим? - Пожалуйста, обе. - Надеюсь, национальность ты себе уже выбрал? Так как запишем тебя армянином или украинцем? - Евреем. - Ты с матерью советовался? Отец у тебя был командир и погиб, но есть ещё двое младших братьев. Выбор, конечно, за тобою, но думать надо не о мёртвых, о живых. Так какую национальность мы тебе впишем в паспорт? Учти, это на всю жизнь. - Благодарю вас, но прошу записать меня евреем. - Что же, твоя воля. Вот распишись в анкете. Посиди в коридоре, я тебя позову… Друг семьи Спивак, Рудольф Ольшевский. Увы, уже ушедший от нас в городе Бостоне, в Америке, замечательный поэт, переводчик, журналист, прозаик, фантаст, автор более двадцати пяти книг, в одном из своих рассказов, с одесским юмором, рассказал об интересном феномене: о своих друзьях - трёх сыновей от одних родителей, но разных национальностей. Это рассказ обо мне и моих братьях. Старший, Спивак - Овосапов Лев Эмильевич - еврей. Средний, Спивак Владлен Эмильевич - армянин. Младший, Спивак Валерий Эмильевич - украинец. В своей жизни, я не только никогда не отказывался от своей двойной фамилии и национальности, но, переехав вместе с братьями и их семьями в Израиль, в город Бэер-Шеву, не изменил своей фамилии и здесь. Лев Спивак - Овосапов так и остался среди братьев единственным евреем. Сейчас у Льва Эмильевича новый паспорт - (теудат зеут), но и на иврите в нём красуется непонятная местным израильтянам фамилия Спивак - Овосапов Лев, где Овосапов-Лев, понимается часто ими, как одно имя, ну и, конечно, я - иегуди. ДРУЖБА Это случилось на большой перемене. Димка Осипов, Саша Градов и помогавший им Толик Снижок, под громкий хохот одноклассников, обвязав верёвкой Виктора Натина, пропустили её у него под мышками и, перебросив оба конца через передвижную классную доску, подняли его над полом. - Повиси, повиси, Иисусик, - закрепляя концы верёвки за парту, сострил Осипов и вышел из класса. Виктор висел, боясь пошевелиться. При малейшем движении доска начинала угрожающе качаться, и он чувствовал, что сейчас вместе с нею рухнет вниз. Он уже не просил товарищей, что бы те отвязали и опустили его, а молча сглатывал слёзы обиды. Виктор не понимал, чем вызвал эту жестокость класса. Мальчишкам же было смешно видеть его мешковатую фигуру в подвешенном состоянии, да, и с Осиповым никому связываться не хотелось. Лёвка вбежал в класс и, взглянув на Виктора, начал осторожно отвязывать верёвки от парты. Медленно отпуская концы, он всё же не выдержал веса Виктора, и тот неловко скользнул вниз. Они встретились глазами, и Лёвка увидел в глазах друга слёзы обиды и бессильной злобы. - Кто это сделал!? - повернувшись к классу, с угрозой в голосе, спросил Лёвка, - но мальчишки продолжали шуметь, не обращая на него внимания. - Я ещё раз спрашиваю, - повысил голос Лёвка, - какая сволочь решила над ним поиздеваться? Класс замолчал. Ребята с интересом посмотрели в его сторону. - А, что будет? - Колька Осенко спокойно направился в сторону Лёвки. - А то, что ты скот! Понимаешь, скот! - крикнул Лёвка и сжал кулаки, - решил, что сильнее так всё можешь? А эти подонки, - Лёвка махнул рукой в сторону класса, - могут только молчать и смеяться. Ты себя с ними и возомнил героем! - Да, не ори ты на него, Лёва, - перебил его Сеня Грибов, - видевший, что ещё секунда и Лёвка бросится на Осенко, - Коля здесь совсем не при чём. Это работа Димки Осипова и Сашки Градова и помогал им любитель под шумок кого-то помучить, Толик Снижок. - Правда, Витя? - обратился Лёва к Натину. Виктор молча кивнул головой. Раздался звонок на урок. - Я им говорил, чтобы с ума не сходили и не мучили его, - шептал Лёвке его партнёр по парте Юра Заренчук, - это он нашёл Лёвку на втором этаже и сообщил, что над Виктором измываются. - Ты мне ещё ответишь за скота, - подойдя к Лёвке вплотную, в пол голоса, предупредил его Коля Осенко. - Не пугай меня, я пуганный, - миролюбиво ответил Лёвка, - я же не знал, что это не твоя работа. Сам выступил: "А, что будет?" - передразнил его Лёвка. Подумаешь, фигура! - Вот после уроков посмотрим, фигура я или пешка, - непримиримо сказал Колька и пошёл к своей парте. Начался урок, и все решили, что инцидент исчерпан. Лёвка пересел на парту к Виктору. - Ну, а ты чего им смолчал? Неужели нельзя было хоть одному дать по роже? Виктор ничего не ответил другу. Встречаясь с Лёвкой и после занятий, он почему-то стыдился рассказать ему, что Осипов и Градов давно уже не дают ему покоя. Даже на уроках пристают, благо, их парта сразу же за его спиной. Как-то, не выдержав наглости Градова, Виктор ударил его. Тот не стал с ним драться, но после уроков, задержав Виктора в классе, Осипов и Градов жестоко избили его. Кричать и звать кого-то на помощь Виктор постыдился. Они же предупредили: "Если ты, жидёнок, кому - то на нас наклепаешь, мы вообще тебя пришьём"… Ходить в школу с синяками на лице Виктор не хотел и три дня пропустил. Родным же и Лёвке соврал, мол, незнакомые мальчишки хотели забрать у него портфель, он не отдал, и тогда они его побили. После случая с Осиповым и Градовым, Лёвка сердито обвинил Виктора в трусости. Вите было обидно, но больнее било, что товарищи по классу, позволили этим двоим жлобам, так издеваться над ним. Никому из ребят не пришло в голову помочь ему, или остановить их хотя бы словами. Тот же Сеня Грибов и Юра Заренчук смеялись вместе со всеми и давали советы, как лучше его подвесить. Смеялся и Колька Осенко, хотя в классе он считался справедливым. В общем, у Виктора были причины не отвечать на упрёк друга. Лёва и не подозревал, что между Виктором и этой парой дружков сложились такие непримиримые отношения. Осипова и Градова в классе не любили. Похожие друг на друга, они всегда были себе на уме и действовали исподтишка. За непомерную скупость и хитрость они получили в классе кличку: - "Куркули!" Среднего роста крепыши: один светловолосый с большими серыми глазами и обманчивым миловидным женственным лицом. Другой: кареглазый, с вьющимися каштановыми волосами, с чуть удлинённым лицом с наивным выражением и упрямым подбородком, оба, по успеваемости ходили в середняках и пользовались уважением учителей. Осипов и Градов физически были значительно сильнее Виктора и Лёвки. Издеваясь над Виктором, они были особенно наглы, чувствуя свою полнейшую безнаказанность. Лёвка Спивак и Виктор Натин были во всём не похожи друг на друга. Среднего роста, с вьющимися каштановыми волосами, с карими глазами с длинными ресницами, спортивный, подвижный и ловкий парень. Лёвка был дерзким и не послушным с учителями, казёнщиком и забиякой, и водился с подозрительными ребятами с его улицы. Он пользовался уважением и имел авторитет у товарищей за открытый нрав, умение за себя постоять и за отличную игру в футбол. В учёбе, Лёвка ходил в отстающих, перебивался трояками и всё это принимал, как должное. Виктор же, из уважаемой еврейской семьи, вежливый, выдержанный и педантичный, не позволявший себе ни одного пропуска в школе, принадлежал к числу лучших учеников класса и гордился этим. У него была немного сутулая фигура и косолапая походка. Среднего роста, с большим открытым лбом и выразительными тёмными глазами, он немного сторонился своих, не в меру подвижных товарищей и, по возрасту, был младше всех учеников в классе. Его нескладность не раз и становилась предметом насмешек, порою же и не добрых шуток. Одну из них над ним и отчудили Осипов с Градовым. Особенно смешным Витя бывал на уроках физкультуры. Именно там, мальчишки старались задеть или напугать его, чтобы посмеяться над нелепо разлетающимися руками и смешными движениями испуганного тела. Собственно, это и явилось поводом для сближения Лёвки с Виктором. Лёвка терпеть не мог издевательств над слабыми. Вначале Виктор был благодарен Лёвке за его сочувствие и защиту, но потом мальчикам стало интересно бывать вместе и это перешло в дружбу. Родители Виктора Натина, долгое время не могли понять, что может быть общего у их сына с этим, известным в школе хулиганом Лёвкой, еле, еле тянувшего на тройки, но потом смирились и не мешали мальчикам бывать вместе. На следующей перемене к Виктору, смеясь, подошли Осипов и Градов: - Ну, как виселось, младенец? - с насмешкой спросил Осипов, - надеюсь, еврейчик, ты теперь понял, кто из нас болван? Осипов небрежно повернулся к Натину спиной и, тут же получил сильный удар в лицо. Защищаясь, он отскочил в сторону и поднял к лицу сжатые в кулаки руки. Перед ним сверкнули бешенные глаза Лёвки. - Я тебе, гад, сейчас покажу, еврейчика, гнида! - выкрикнул Лёвка, - и вновь замолотил кулаками по Осипову. Градов хотел, было, прийти на помощь товарищу, и пошёл на Лёвку, но вовремя подставленная нога Кольки Рогозина положила его в проходе между партами. - Ты куда это спешил? - спросил его Колька, когда Градов вскочил на ноги, - двое в драку, а третий в ……., - миролюбиво добавил он. Градов не стал драться с Рогозиным, тот был сильнее, и они были с Лёвкой из одного двора. Выругавшись, он вернулся к себе за парту. Первый удар Лёвки ошеломил Осипова. Лёвка продолжал наносить удары, но Осипов уже пришёл в себя от неожиданного нападения и умело защищался. Наконец, изловчившись, он сильно ударил Лёвку в лицо и тот упал. Кровь хлынула из обеих ноздрей и драка прекратилась. Несмотря на раздавшийся звонок на урок, Лёвка выскочил в коридор, зажимая нос руками, и побежал в туалет. Виктор выбежал следом за ним и, намочив платок, передал другу. Лёва, сев на подоконник, задрал голову к верху и приложил платок к переносице. - Ты напрасно полез, Лёва. Всё равно их этим не остановишь. Знаешь, мне иногда из-за этих двоих в школу идти не охота, - признался Виктор. - Чего ты раньше молчал? - удивился Лёвка, - мы бы им давно прививочки сделали. Теперь не полезут. Поняли, безнаказанно это не пройдёт. Виктор ничего не ответил, и только благодарно взглянул на Лёвку. - Кажется, кончилось, - Лёвка перестал сглатывать кровь и опустил голову. Убедившись, что кровь из носа больше не идёт, спрыгнул с подоконника. - Пошли в класс, нам с тобой лишних разговоров не надо, Витя. После занятий Лёвка и Виктор дождались Колю Осенко. - Так вы решили вдвоём на меня? - засмеялся Коля и протянул руку Лёвке. - Ты был прав, обозвав нас подонками. Мы все действительно смеялись, когда они его подвешивали. Ну, не подумали. Смешной он был очень. А ты, Витя, разве можно быть такой курицей? Дал бы хоть одному. Ладно, не обижайся, теперь этой двоице мы тебя в обиду не дадим. Снижок, тот так, сбоку. Сам никогда не полезет. Мальчики улыбнулись друг другу и крепко пожали руки. - Идём, я тебя провожу немного, - предложил Лёве Виктор. Они шли рядом и молчали. - Стоп! Здесь ровно половина дороги, - остановился Лёва, - вечером может, зайдёшь? Я выйти не смогу. Мама на второй смене и просила, чтобы я от братьев не уходил. - Обязательно зайду. Сыграем пару партий в шахматы. Ну, до встречи! - Виктор пожал руку другу. - Спасибо тебе, Лёва! - Да, не за что, Витя! Поверь, другой, если только он настоящий друг, поступил бы также. Иных в друзьях не держи! Пока, Витя! - Лёвка махнул ему рукой и, повернувшись спиной, зашагал к дому. КИСА Впервые Слава увидел эту девочку в 1945 году на 16 станции Фонтана на конечной остановке 18-го номера трамвая. Был конец августа, но девочка была одета в лёгкое, в разноцветных квадратиках платье и на ногах у неё были не босоножки, а гармонично сочетавшиеся с платьем розовые носочки и закры тые светлые туфельки - лодочки. В цветастой толпе загоревших детей женщин и мужчин: одесситов и приезжих, она выделялась почти не загоревшими лицом и руками и ещё какой-то, как показалось Славке, лучистой чистотой. Девочка была ещё по - детски угловата, но с плотными ножками - бутылочками и вся пропорциональна с намечавшейся отличной фигуркой. Привлекательны были её волнистые волосы, маленькие, будто пропускающие свет уши, неширокий лоб, лицо с небольшим румянцем, большие серые глаза, ровный небольшой но сик и тонкие розовые губки. Собственно, эта её необыкновенность и заставила четырнадцатилетнего Славку обратить на девочку внимание. Она была явно младше его, и Славка подумал, что в лагере он на таких девчушек внимания не обращал. Уезжая в лагерь, он всё ещё был занят переживаниями о Вале Дерюги ной. Она по-прежнему не реагировала на его знаки внимания, и делала вид, что не замечает их и со стороны его друзей Толика Киселёва и Лёньки - рыжего. Правда, и Фимка бортанул её и, как говорил её брат Жека - малый Валька ста ла злющая и цеплялась к нему из-за всякой ерунды, но Славке от этого легче не стало. Единственное и это сразу же отметили во дворе, отношения с Фимкой наладились и они даже вместе играли за одну команду. Толик и Лёнька - ры жий пару раз приезжали к нему в лагерь и рассказывали, что у Вали появился новый парень Сашка - зуб с соседнего двора, но они решили его не трогать. - Правильно сделали, - поддержал друзей Славка, - мы же с ним часто на полян ке вместе гоняем. Он из наших. Вальке же давайте объявим бойкот и не будем с нею здороваться. - Может, лишнее это, Слава, - вступился за Валю Толик, - мы сами будем толь ко смешно выглядеть. - Вы как хотите, я же здороваться не буду! - Ещё как поздороваешься, если она подойдёт, - засмеялся Лёнька, - и первый сделаешь всё, что она попросит. Славка тогда промолчал. Лёнька был прав. Теперь он с нетерпением ожидал встречи со всеми дворовыми и со своим другом по школе Виктором Натиным. Девочка, как и Славка, явно кого-то ожидала. После месяца отдыха в пионер ском лагере, Славка возвращался домой с приехавшей за ним матерью. Уже на остановке она вспомнила, что в здравпункте лагеря не взяла справки, что он здоров и ничем в лагере не болел. Справка была необходима ему для представ ления её в школу. Оставив Славку на остановке, Тамара Яковлевна вынужде на была вернуться за справкой в лагерь. Славка заметил, что и девочка обра тила на него внимание, но заговорить с нею почему-то не решился. К девочке подошла молодая и женщина и они, оживлённо разговаривая, поспешили к подошедшему трамваю. Уже на подходе к трамваю девочка оглянулась и посмотрела на него, взглянула она на него и второй раз, когда поднималась по ступенькам внутрь трамвая и тут Славка неожиданно для себя, помахал ей рукой. Девочка улыбнулась и исчезла внутри трамвая. К удивлению Славки, и по возвращению домой образ этой девочки ещё долго не исчезал из его памяти. Какое-то время у Славки ещё была надежда, что он обязательно встретится с нею, но постепенно образ её тускнел и, вскоре другие события и волнения заполнили его жизнь. В конце марта 1947 года после исключения его из школы, все заботы о братьях и о доме полностью легли на Славкины плечи. Теперь он не только кормил их, но следил, чтобы Витька не опаздывал в школу и выполнял домашние задания, занимался с маленьким Сашкой и наводил в квартире порядок. По записке ма тери делал покупки в магазинах и на "Новом базаре". Единственное, чего мама не доверяла Славке и считала, что это не мужское дело - это приготовление пищи. Правда, Славка всё равно научился жарить яичницу, но на кухне мама предпочитала колдовать сама. В тот везучий для Славки день, Витька уже приготовил уроки и Слава, оставив его с Сашей во дворе, сам поспешил на базар. Выполнив мамино задание и имея в запасе время до отправки Вити в школу, он решил пройти по улице Конной к школе в надежде встретить кого-то из одноклассников. Ежедневно, после окончания учебного дня к нему заходил Виктор и, занося Славке уроки, занимаясь с ним, Виктор обычно и рассказывал ему о событиях в школе и в классе, но Славке хотелось уже самому встретиться с одноклассниками. Дойдя до улицы Неженской, по ней обычно шло большинство его товарищей на вто рую смену, Славка неожиданно встретил повзрослевшую и ещё больше похоро шевшую свою незнакомку. Два прошедших года сформировали из девочки - подростка очаровательную девушку. Она узнала его тоже и, почему-то смутив шись, быстро пошла вверх по улице Неженской. - На этот раз я тебя уже так не отпущу, - подумал Слава, - и, поспешил за ней, но пройдя пол квартала у дома номер 16-ть она свернула в ворота и, пройдя подъезд, исчезла. Слава вошёл во двор и осмотрел его, надеясь, что девушка где-то здесь спряталась от него, но простояв несколько минут, понял, что она здесь живёт и даже обрадовался. По соседству с её домом, казалось, что у них даже одна общая стена, в следующем доме на первом, этаже жил его одноклас сник Олег Костяшко. Когда родителей Олега не было дома, он уже несколько раз приглашал Славку с товарищами к себе, и угощал их разными вкусностя ми и вином. Отец Олега был известный таксист - профессионал и дом у Олега, как говорила мама, был полной чашей. Зимою, два раза, Олег организовывал у себя в их огромной столовой танцы. Оба раза Славка был на них, но среди при глашённых девочек, этой, так понравившейся ему девушки не было. Славка повеселел. Хоть здесь повезло, - подумал он, - Олег должен обязательно знать свою хорошенькую соседку и теперь наше знакомство не за горами. Он поднялся по ступенькам к Олегу, но того дома не оказалось. На танцах Сла вка познакомился с ребятами с Неженской: Юрой Колещуком, Геной Миладзе, Лёнькой Залеским и двумя друзьями: Жекой Кученко и Женей Делятко (Гри ней). Все они были из седьмого "Г". Позже из этого класса в их компанию вош ли ещё Люсик Ливак, Валя Качар и Лёдик Визнер. По своей недисциплиниро ванности и пропускам занятий Олег давал форы всем и даже Славке, но его отец умел сглаживать в школе все неприглядные выходки своего неуправляе мого сына. В классе, близкими друзьями Олега были Вика Маяк, Колька Рого зин и крепыш, боксёр Виталя Макогон. Физически Виталий был в классе силь нее всех и, как говорил Олег: "У меня за спиной, есть, кому за меня держать мазу!" Со Славкой у Олега отношения вначале не сложились и дважды они были на грани драки, но Виталя Макогон, друживший с обеими, вовремя вмешивался и прекращал намечающуюся заварушку. Постепенно Славка с Олегом нашли об щий язык и теперь в классе каждый из них имел свою сферу влияния. Олег стал частым гостем и в доме у Славки. В тот день, когда Слава на улице встретил свою незнакомку, случилось и ещё одно неожиданное событие. Вечером, после занятий с Виктором, когда Слава пошел его провожать, во дворе рядом с играющими в лапту Валей Дерюгиной, Неллей Коган и Лидой Дистерьговой, учившихся в одном классе в школе № 7, и живших в их доме, он увидел и его незнакомку. Девочки и мальчики высоко подбросив мячик выкрикивали чьё-то имя и Славка услышал как кто - то из девочек выкрикнул имя: "Киса". Его незнакомка, подпрыгнув, ловко поймала мяч и бросила его в одного из стоявших ребят. Увидев Славу с Виктором, Валя Дерюгина подозвала их. - Вот, познакомьтесь с нашей одноклассницей Людочкой Киселевич, потому она у нас и "Киса". Люда говорит, Слава, что ты давно на неё поглядываешь, но подойти не решаешься. Славка покраснел и не знал, что ответить Вале. - Вот видишь, Киса, наш мальчик засмущался, - издевалась над ним Валя. - Да, оставь ты его, заступилась за Славку Люда. - Ты идёшь провожать Викто ра, Слава? Нам по дороге, за одно и меня проводите. Идёмте мальчики! За на ше знакомство спасибо тебе Валюша, я давно этого хотела. Ты не забыл о нашей встрече на 16-ой станции Фонтана, Слава? Я знала, что ты живёшь в одном доме с девочками, они много о тебе рассказывали. Я даже пару раз приходила к вам во двор, но тебя во дворе почему-то не было. - Так вы давно знакомы, - удивился Виктор, - ты мне что-то ничего об этом не говорил, Слава. - Ему нечего было тебе говорить, Витя, но теперь, я надеюсь, ты меня уже не потеряешь, Слава? Я знаю, у тебя сейчас неприятности в школе, но ты не сда вайся, да, и Виктор тебя в беде не оставит. Я верю, всё у тебя закончится бла гополучно. Правда, Витя? Славка шёл и молча любовался Людой, её разрумянившимся лицом и блестя щими глазами. Ему приятно было её волнение за него. - Удивительно, но мы искали друг друга, - подумал Славка, - и сейчас разговариваем, будто мы знакомы уже много лет. - Я так благодарен тебе, Люда. Я не ожидал, что ты такая смелая и первая най дёшь меня и придёшь к нам во двор, чтобы мы, наконец, познакомились. Вот Виктор тоже подумал, что мы с тобой уже давно знаем друг друга. - А разве это не так? После нашей встречи, там, на остановке Большого Фонта на я никогда не забывала тебя и была уверена, что мы встретимся. Славка был окончательно покорён её откровенностью и непосредственностью. Удивила Люда и Виктора. - Я надеюсь, ты пригласишь меня к себе в гости. Я приду с подругами. Уверена, они вам тоже понравятся, и мы все будем дружить. Так, когда мы встретимся, Слава? - Я предлагаю в воскресенье, часа в четыре дня. Мама что-нибудь спечёт и мы попьём чай. - Это удобно, Слава? Ты уверен, что мама согласится на твою встречу с нами, да, ещё она будет что-то печь. Ведь ты должен заниматься, а тут мы. - Потому мы и встретимся в воскресенье. Уроки до нашёй встречи мы с Викто ром уже приготовлю, и мама тоже уже отдохнёт. Окончательный же ответ я дам завтра, после моего разговора с мамой. Я буду провожать Виктора и мы встретимся в восемь на углу Конной и Неженской. Тебе это удобно, Люда? - Думаю, мои родители позволят мне выйти на несколько минут. Значит до завтра. - Люда протянула руку Виктору, потом Славе и он её руку слегка задержал в своей. Люда руки не забрала. - Ну, всё, пока! Проводив Люду и Виктора, Славка возбуждённый и счастливый вернулся домой. - Опять с тобою происходит что-то непонятное, Слава? И глаза блестят как у мартовского кота! - Мамочка, я встретил ту девочку, что мне понравилась ещё в 1945 году на оста новке 16-ой станции, когда ты пошла в пионерлагерь за справкой. Она меня тоже запомнила. Сейчас Люда стала красивой девушкой, и ты её скоро уви дишь. Если ты не возражаешь, я приглашу её с подругами к нам в воскресенье, на 4 часа дня. Не беспокойся, в доме я полностью наведу порядок, и уроки с Виктором мы все приготовим. Кроме меня и Виктора придёт ещё Толик. Так ты разрешаешь, мамочка? Поверь, это не отразится на моих занятиях. - Что-то ты сильно засуетился, сына! Куда же девалась твоя влюблённость в Валю Дерюгтну? Или с нею окончательно покончено? - Валя сама нас с Людой познакомила. Она с Людой учится в одном классе. - Ну, что с тобою делать? Вообще - то, за твои грехи, тебе такой подарок не по ложен. Пусть приходят, я вам приготовлю небольшой рулет с яблоками и чай. - Я всегда думал, что ты у меня самая добрая и справедливая, - Славка обнял и поцеловал мать. Вечером следующего дня, проводив Виктора, Славка к восьми часам стоял уже на углу Неженской и Конной и поглядывал вверх по улице, откуда должна бы ла появиться Люда. Она задерживалась, и Славка решил пойти ей навстречу. Он уже дошёл почти до ворот её дома, когда оттуда, в накинутом на плечи паль то вышла Люда. Рядом с нею шли, о чём-то споря с Людой, Олег Костяшко и Юра Колещук. - Вы мне не указ! Это моё личное дело! - услышал Славка, громко сказанные Людой последние её фразы. - Всё! Закончили разговор! Вы видите, Слава уже ждёт меня. - Нет! Разговор ещё не окончен! Прежде чем со Славой говорить будешь ты, с ним вначале поговорю я! Олег, задержи её! Слава, давай отойдём в сторону у меня к тебе есть дело! Надеюсь, ты не откажешь мне? - Пожалуйста, Юра, но в чём дело? - Люда, извини, и подожди меня. Я зачем-то понадобился Юре и должен его вы слушать. - Ему с тобой нечего секретничать, Слава. Он всё это может сказать и при нас с Олегом. Только что, Юра уговаривал меня не встречаться с тобой и его друг, - Люда кивнула в сторону Олега, - поддерживал его. - Не слушай её, - перебил Люду Юра. - Я прошу тебя ещё раз, идём, отойдём в сторону. - Не беспокойся, Люда! Мы быстро и я сейчас же вернусь к тебе. Ну, идём, Юра, и ты мне скажешь, что думаешь. Ребята отошли шагов на десять от Люды с Олегом. - Я давно за нею хожу, Слава, и прошу тебя не встречаться с Людой. - Ты говоришь не по делу, Юра. Разве я имею что-то против, чтобы ты ходил за нею? Это твоё личное дело, как и право Люды, выбирать с кем из нас она будет встречаться. Что до меня, Люда мне нравится, и я вынужден отказать тебе в просьбе, чтобы я не встречался с нею. Больше ничего ты не хотел мне сказать? - Я тебя предупреждаю, если ты появишься здесь ещё раз, тебе будет плохо, - уже с угрозой в голосе сказал Юра. - Ты, видно, со мною мало знаком, Юра. Я ходил, и буду ходить там, где найду нужным и, буду встречаться и провожать Люду, если она только этого захочет. Не пугай меня. Ты не первый, кто пытался это сделать. Закончим на этом раз говор, Юра. Люда ждёт меня и мне надо с нею поговорить. Славка повернулся и пошёл к Люде с Олегом. - Ну, что, договорились? - спросил Олег. - Мы поняли друг друга. Извини Олежек, но я хочу говорить с Людой без посто ронних. - Слава взял Люду за руку и они, оставив Олега, пошли к её дому. - Юра тебе угрожал? Он давно пристаёт ко мне, но он мне не нравился и не нра вится. - Я знаю, Люда. Ты за меня не бойся, я пуганный. Теперь о нашем деле. Мама согласилась на нашу встречу и в воскресенье, в четыре, мы с Виктором и ещё с одним моим другом Толиком Киселёвым будем ждать тебя с подругами. - Хорошо, Слава, мне пора. Постарайся не ссориться с Юрой. Дальше не прово жай. До встречи, - она осторожно забрала свою тёплую руку из Славкиной и, не оглядываясь, вошла в подъезд. Юра и Олег стояли в стороне и ожидали Славку. - Слава, мы не пугаем тебя, но предупреждаем: с Людой ты ходить не будешь! - теперь разговор уже начал Олег. - Ты, что же, тоже хочешь встречаться с Людой? Да, поймите же, ни я, ни вы этого не решаем. Здесь выбор только за Людой. С кем она захочет встречаться с тем и будет. Кончайте эти разговоры. Я тороплюсь домой. - Учти, Слава, мы тебя предупредили! Славка ничего не ответил, только махнул им рукой и поспешил вниз по Нежен ской. В воскресенье к приходу девочек дома всё блестело. Мама тоже красиво оде лась и рядом с нею крутились нарядные Витя и Сашка. Дома был настоящий праздник. Пришли Виктор и Толя. Виктор уже приходил с утра, и они со Слав кой повторили заданное. Круглый стол в комнате раздвинули и Тамара Яков левна со Славкой поставила на него девять чашечек в блюдцах, большой фаян совый чайник и в блюдах два яблочных рулета. Ровно в четыре раздался зво нок. Славка поспешил открыть двери, и в прихожую чинно вошли три девуш ки. Слава по - джентельменски помог им снять пальто, и пригласил в комнату. - Тамара Яковлевна пошла навстречу девушкам. - Давайте знакомиться! Я Славина мама. Зовут меня Тамара Яковлевна, - и она протянула каждой из девушек руку. - Я Люда Киселевич, - пожимая протянутую руку, представилась первая из девушек к кому подошла Тамара Яковлевна, - это мои подруги Жанна Гусева и Лариса Алёшина. Лариса почему-то густо покраснела, - Лара среди нас самая младшая и очень смущается, - объяснила Люда, - со Славой и Виктором я уже знакома.. - Позволь Люда, я познакомлю вас с остальными присутствующими, - остано вила её Тамара Яковлевна, - и тут уже в обе щеки покраснела Людмила. Тамара Яковлевна сделал вид, что не замечает неловкости Людмилы, и продол жила: - Вот младшие братья Славы: средний - Виктор и младший - Саша. Витя и Саша по взрослому протянули руки каждой из девушек. Наконец, Жанна и Лариса познакомьтесь со Славой и его друзьями Виктором и Анатолием, и прошу всех к столу. Все обрадовались, процедура знакомства закончилась и, садясь к столу, девоч ки и мальчики внимательно осматривали друг друга. Ни Славка, ни его друзья, ни тем более девушки не догадывались, что в тот день за столом у Славки было положено начало их долгой дружбе - длинною в жизнь. Но об этом Славка уже расскажет в следующей задуманной им книге, из трилогии "Не начертанные пути". СЛУЧАЙ В СЕДЬМОМ "А" Седьмой "А" громко шумел. Несмотря на закрытые двери, отдельные выкрики всё же пробивались из класса в коридор. - Надо молчать! - Слышишь, ты! Только капни! - Что ты всех пугаешь! Убери "дуру!" Внезапно дверь открылась, и в класс почти вбежал заведующий учебной частью Марк Наумович Кунянский. Вслед за ним, испугано семеня, преподаватель немецкого языка Алексей Алексеевич Трубэ. Именно на его уроке и произошло чрезвычайное происшествие. Повернувшись спиной к классу, Алексей Алексеевич что-то писал на доске и, воспользовавшись этим, один из учеников выстрелил то ли из самопала, то ли из револьвера. Ребята думали, "Алексей" и это стерпит, но случилось непредвиденное. Седовласый, в пенсне, выше среднего роста сухощавый мужчина с прищуренными близорукими, бесцветными глазами, худым лицом, с прижатыми к голове маленькими ушами, тонким длинным носом, с узкими губами, всегда чуть приоткрытого рта, и короткой бородкой, учитель немецкого языка - "Алексей", давно терпел от седьмого "А" разные злые шутки. То он больно укалывался об ловко пристроенную к стулу иголку, то, при входе в класс, на него сваливалась швабра с мокрой тряпкой, иногда, мелком, на доске в его адрес писались разные гадости. Где-то в глубине души он боялся этих, казавшихся ему варварами, мальчишек. Для своих лет, мальчики от тринадцати и до шестнадцати, они видели и познали в жизни слишком много злого. За их плечами остались мучения людей бежавших от немецкого плена, страхи и бедствия, пережитые в годы оккупации. Учитель сознавал, все эти злыдни и ненависть - последствие страшной разрушительной войны и её убийств. Они и сказались на формировании душ и ума этих юношей. В Одессе, в немецком плену, Алексей Алексеевич остался по своей воле. Он был убеждён, новый порядок принесёт ему - немцу, умному и интеллигентному человеку те блага, коих его лишила Советская власть. Тайком, он всю жизнь ненавидел эту власть, где образованная часть общества не имела никаких преимуществ перед людьми не получившими образования. Разгром фашистской Германии и её союзников, возвращение в город Советской власти: эта неожиданная метаморфоза, была для него и ему подобных - личным крахом. Теперь каждый день Алексея Алексеевича был заполнен страхом. Он опасался всех: детей, Марка Наумовича, своих коллег. Вот уже третий год Алексей Алексеевич нёс на плечах тяжкий груз ожидания своей голгофы. Придуманная им самим для себя казнь: постоянного ожидания, что сегодня его уже непременно заберут органы, сводила его с ума. Каждое утро, просыпаясь и жалея себя, он смиренно думал: "В школе, я несу тяжкий крест издевательств детей и неуважения коллег, за свои грехи". Поздняя осень 1946 года в Одессе. Вот уже несколько дней город окутывал густой белесый туман. Он покрывал сырой беспросветной пеленой дома, деревья, людей, но на рабочий ритм города, эта унылость не повлияла. Заканчивался второй послевоенный год и страна, напрягаясь, врастала в мирные будни. Жизнь стремительно перестраивалась. Разрушенные города и деревни с каждым днём поднималась из руин. Их восстановление заполняло уже мирными заботами дела и мысли людей. Требовалось в короткое время поднять из небытия заводы, фабрики, шахты, электростанции и прочие производства, и строить, строить небывалыми темпами жильё для людей. В этих условиях, прежде всего, необходимо было измениться самим людям: справиться с засевшей в сознании озлоблённостью и победить в себе ненависть, порождённую войной и бедствиями. В, конце концов, научиться думать, как не убивать, но, преодолевая в себе жестокость, маленькими ростками взращивать в своих душах зёрна доброго и гуманного. Больше всего в этом нуждались дети. Тридцать из них стояли сейчас перед разгневанным Марком Наумовичем и трясущимся Алексеем Алексеевичем. Завуч нервничал. Вглядываясь в лица стоящих перед ним учеников, он ни на одном из них не прочёл следов раскаяния. В них читалось одно только упрямство. Опущенные глаза ребят не позволяли ему обрушиться на кого-то одного. - Так! Значит, уже до пистолетов дошли! Может, и в меня сейчас!? Ну, на этот раз вам это так просто не сойдёт! Если не скажете кто стрелял, будете стоять до утра. Никто из класса даже в туалет не выйдет, я вам это обещаю. Так найдётся смельчак желающий признаться? Молчите! Будете стоять, повторяю, до тех пор, пока стрелявший не сознается, пока не скажете кто этот негодяй! Голос Марка Наумовича, постепенно терял свою звонкость и переходил в какие-то визжащие звуки. Мальчики, сдерживая себя, заулыбались. На задних партах, стараясь заглушить смех, защёлкали откидные крышки парт. Стоя позади Марка Наумовича, Алексей Алексеевич лихорадочно думал, как исправить положение. Он мысленно уже проклинал себя, что сорвался и побежал за завучем. Теперь он не знал, как избавиться от него. Алексей Алексеевич скорее чувствовал, чем понимал, в чём-то - самом главном мальчишки правы. Многие из них, не стесняясь, заявляли ему: "Мы языка фашистов учить не будем". Некоторые, стараясь уколоть, говорили, что не понимают, почему бывший при немцах и румынах директор гимназии, продолжает работать в советской школе и учить их. - Да, да! Они стреляли в него из рогаток тугими бумажками, бросали в доску оглушительно разрывающиеся пистоны, играли на уроках в карты и в шахматы, но он держался и молчал. Сегодня этот выстрел вывел его из себя и напугал: "Они убьют меня, - подумал он, - это надо прекратить!" Только испуг и толкнул его к завучу. Алексей Алексеевич и сейчас с ужасом взглянул на верхнюю часть классной доски, где чётко вырисовывалась дырочка от пули. Стоя за спиной Марка Наумовича, он клял себя: - Что делать? - Алексей Алексеевич вспотел от напряжения, но, не найдя выхода, смирился. - Будь, что будет, - думал он, - завуч теперь обязательно докопается и узнает о безобразиях творящихся у меня на уроках и мне придётся оставить школу. Голова его непроизвольно втянулась в плечи. - Староста! - как сквозь тугую повязку на ушах, услышал Алексей Алексеевич выкрик завуча! - Я здесь! - из-за парты поднялся круглый отличник Даня Шнайдер. Он, как всегда, был полон собственного достоинства. Глаза его смотрели на Марка Наумовича искренно и правдиво… - Ты знаешь, кто стрелял!? - Я слышал выстрел, Марк Наумович, но он был настолько оглушителен, что я даже испугался. Определить же, откуда он был произведен, не могу. Даня остался верен себе и в этой ситуации. Ответ его был точен и обстоятелен. - Осенко, может быть, вы нам подскажете, кто стрелял? - с ехидством обратил ся Марк Наумович к красивому высокому чернобровому парню, стоявшему, в крайнем ряду у последней парты, но тот на вопрос завуча ничего не ответил. С Колей Осенко, у Марка Наумовича была "дружба" ещё с шестого класса. В 1946 году, буквально, по прошествию нескольких дней после празднования первой годовщины дня Победы, в конце четвёртой четверти, Коля, на спор с кем-то из старшеклассников, выбросил с четвёртого этажа в лестничный пролёт учительский стол, стул и когда занёс над головой второй, его схватил за руку Марк Наумович. Коля Осенко был сирота. Отец его - моряк, погиб в 1941 году, защищая родную Одессу. Мать, в том же году, оставив Колю бабушке, исчезла из города с каким-то военным. Где она, Колька не знал и до сегодняшнего дня, и говорить на эту тему не любил. Однажды, возвращаясь с Лёвой из школы, Коля, неожиданно, сам рассказал ему об их жизни с бабушкой и о матери. - Знаешь, если бы она вернулась, я бы ей всё простил, но мать видно решила, что нам с бабушкой без неё будет легче прожить. - Колька пытался улыбнуться, но было видно: ему больше хочется плакать, чем смеяться. - Может, ещё вернётся, - неуверенно сказал Лёвка, но Коля ничего не ответил. Так он и жил вместе с бабушкой, получавшей небольшую пенсию, но, в основном, зарабатывавшей им на жизнь шитьём юбок, платьев и другой женской одежды. Сам Колька, как и Лёва, мечтал по окончанию семилетки пойти в мореходку и, как отец, стать моряком. Во время румын, летом, Колька вместе с бабушкой продавал на базаре холодную воду со льдом, зимой же торговал тёплыми блинчиками из кукурузной муки. Лёд для воды, бабушка покупала у калеки Андрея, он и по сей день спекулировал всяким барахлом на "Новом базаре". Колька бегал по базару с большим носатым чайником и во всё горло распевал: - Есть холодная вода со льдом! Он был добрым парнем этот вихрастый крепыш, но на Алексея Алексеевича смотрел, как на личного врага. Колька никогда не забывал, каким бобырем, с фашистским крабом на фирменной фуражке, ходил тот при немцах. После случая с имуществом школы, завуч - Марк Наумович Кунянский настаивал на исключении Коли Осенко из школы, но на педагогическом совете голоса учителей разделились, и, учитывая, что он сирота и без школы сразу же попадёт в воровскую компанию, пожалели и оставили продолжать учёбу. Так Коля перешёл в седьмой класс. За разбитую мебель бабушка ничего не заплатила, но стол и стулья Коля починил, и они продолжали свою службу в классе. - Так, что скажешь, Осенко? - повторил свой вопрос Марк Наумович. - Вы же сами знаете, - лениво и немного развязно ответил Колька, - даже если бы знал, не сказал бы. - Тебе бы только покрасоваться перед всеми, какой ты смелый! - задел его Марк Наумович, но Осенко промолчал. - Обыскивать вас я не буду, но пусть каждый возьмёт портфель соседа и осмотрит его, и парту внутри тоже! Класс возмущённо зашумел. Сзади раздались резкие хлопки крышек. - Прекратить! - взвизгнул Марк Наумович, - прекратить! Алексей Алексеевич, сходите, пожалуйста, за Анной Трофимовной! Анна Трофимовна Ласкава была классным руководителем седьмого "А". Для всех ребят она была бесспорным авторитетом и не только по школьным вопросам. Анна Трофимовна приняла их пятый "А" в 1944 году, в год освобождения Одессы. Война ещё полыхала своим грозным пламенем, но её огонь уже перекинулся с территории Советского Союза в Европу и быстро приближался к немецкой земле. Анна Трофимовна любила и жалела этих видавших виды мальчишек, в большинстве своём - переростков и безотцовщины. Она видела, как загорались глаза у ребят после прослушивания очередной сводки о победах наших армий на фронтах. Видела их глаза и другими: полными ненависти и презрения к жалким немецким и румынским пленным, когда, под конвоем, их проводили мимо школы наши солдаты. Анне Трофимовне было трудно, но она всё равно говорила мальчикам о доброте, о прощении и гуманности, об ужасе самого убийства, даже если оно совершается во имя самых справедливых идей. Её не всегда понимали, иногда зло возражали: эти "фашистские недоноски" никого не щадили и их тоже щадить нечего, и это только из-за немцев, из-за фашистов большинство из них сейчас бедствует и растёт без погибших отцов. - Не могу я их жалеть, Анна Трофимовна, - они у меня ничего кроме ненависти не вызывают. И не призывайте нас быть к ним добренькими, как вы говорите - гуманными, - не сдержавшись при полном молчании класса, зло возразил учительнице Лёвка. Прошло три года их знакомства и два года после окончания войны. Анна Трофимовна видела, как мальчики, взрослея, менялись и становились не столь агрессивными и непримиримыми к бывшим врагам. Анне Трофимовне достался трудный класс. В нём собрались второгодники и, в большинстве дети, пропустивши два, а то и три учебных года. Учительнице казалось, она уже знает каждого из них, научилась ладить и находить общий язык с классом, но с недавних пор, среди учеников появился один, беспокоивший её больше всех других. С его приходом, в классе что-то изменилось и, интуитивно, именно от него Анна Трофимовна почему-то ожидала неприятностей. Может, это было вызвано его нежеланием смотреть ей в глаза, при первом их знакомстве. Может, из-за его недоброй ухмылки во время их разговора. В Вике Маяке она чувствовала какую-то не мальчишескую самостоятельность и злость, но, мало его зная, она не могла догадаться, чем эта жёсткость была вызвана. В свою очередь, Вика, сразу почувствовал: училка испытывает к нему недоверие, и старался меньше попадаться ей на глаза. Когда Алексей Алексеевич рассказал ей о происшествии, она сразу подумала: - Это он! Это только он! Войдя в класс, Анна Трофимовна, даже не взглянула на приветствующих её учеников. Её глаза сразу же нашли стоящего в среднем ряду у задней парты Вику Маяка. С хорошо скроенной спортивной фигурой, среднего роста, большой головой с широким лбом и правильными чертами лица, Вика холодными серыми глазами поймал вопросительный взгляд учительницы, и, его тонкие губы сжались плотнее… После их молчаливого диалога, взгляд Анны Трофимовны пробежал по лицам остальных. - Марк Наумович, думаю, надо из каждого ряда выделить по одному человеку и послать их с адресами за родителями. Устроим общее собрание. - Что здесь происходит? - прервав Анну Трофимовну, входя в класс, спросил директор школы, Николай Александрович Тищенко. - Марк Наумович, я вас везде ищу. Через час к нам должна явиться комиссия ГорОНО с проверкой. Только что мне звонили из районного отдела и просили подготовиться, так что кончайте вашу возню и, я надеюсь, Анна Трофимовна справится со своими учениками и без вашей помощи. Прошу вас, идёмте со мной, - и директор вышел из класса. Марк Наумович хотел, было, что-то возразить, но не успел и, махнув рукой, показав классу кулак, последовал за директором. Мальчишки повесели. Обстоятельства складывались явно в их пользу. Облегчённо вздохнул и Алексей Алексеевич. Помощь пришла с неожиданной стороны, и он даже мысленно перекрестился. Раздался звонок, и Алексей Алексеевич, раскланявшись с Анной Трофимовной, поспешил выйти из этого злополучного класса. Алексей Алексеевич понимал: о случившемся на уроке, ему всё равно придётся доложить на педагогическом совете. Но пока директор школы принёс желанное спасение, вырвав его из этого мерзкого класса, и из цепких рук Марка Наумовича. Класс остался один на один с Анной Трофимовной. Учительница по-прежнему не разрешала мальчикам сесть. - Я не знаю, сколько надо иметь зла, какими разнузданными людьми должны вы быть, чтобы так бессовестно вести себя на уроках Алексея Алексеевича, - начала атаку Анна Трофимовна, - неужели вы не видите, как он сам себя казнит? Да, он сотрудничал с немцами, но он никогда не был фашистом, иначе его давно бы уже арестовали. Немецкий язык здесь не причём. Вы ненавидите Алексея Алексеевича, но он вам желает добра, старается, в меру своих сил, сделать из вас образованных людей. Неужели вы не понимаете: фашизм и немецкий язык - это неоднозначно? Кстати, корни фашизма вовсе не в Германии, а в Италии, и провозгласил фашизм не Гитлер, а Муссолини. Фашист - это прежде всего палач, моральный урод, считающий себя и свою расу, свою нацию великой и господствующей, всех же других людей - их рабами. Фашист - это воинствующий ограниченный мещанин, его безумный фанатизм выражается в стремлении к личной наживе и собственному возвеличиванию. Ему противоестественна культура. Вам ненавистен фашизм, но немецкий и итальянский языки всегда были элементами всемирной культуры и её достижением. Фашисты же хотели эти языки сделать своим орудием в уничтожении людей. Они боялись культуры. Разве вы забыли, как они сжигали на кострах книги своих выдающихся поэтов, философов, писателей? Я ещё раз повторяю, вы не должны ненавидеть Алексея Алексеевича и немецкий язык, только за то, что в этой войне у большинства из вас погибли отцы и близкие люди. Да, война, немцы, фашисты отобрали у вас детство и ожесточили вас, но пора уже побороть в себе злобу и стать добрее. Да, и кто вам дал право судить своим судом человека, несущего вам знания? Садитесь! Я не буду спрашивать у вас, кто стрелял за спиной Алексея Алексеевича. Хочу, чтобы вы сами разобрались и решили, что делать с этим человеком. После занятий никому из класса не уходить. Мише Абрамову, Коле Осенко, Лёве Спиваку, Толе Грищенко взять у меня списки с адресами и пойти за родителями. Проведём общее собрание учеников с родителями. Подобное не должно повториться. У меня всё. Сейчас продолжайте заниматься по расписанию. На следующей перемене состоялся разговор с Викой. Маяк в классе был фигурой чуть ли не легендарной. О нём говорили, он не только является членом большой банды, но и возглавляет её. Вначале учебного года Вику Маяка привёл в класс Колька Рогозин. На переменах их часто можно было видеть вместе, да, и на уроках вначале они сидели на одной парте, но с остальным классом Вика держался на расстоянии. Ребята думали, что Колька и Вика из одной шайки, но через некоторое время, класс стал свидетелем, как Колька зло поспорил с Маяком и пересел от него. Вика остался на задней парте один. Колька Рогозин жил в одном дворе с Лёвкой, он славился не только своей силой, но и тем, что вечно к кому-то цеплялся, желая завязать драку. Ребята в классе боялись Кольки даже больше, чем Вики Маяка, особенно после случая с одним десятиклассником. На перемене, Колька куда -то спешил и нечаянно толкнул верзилу, тоже Николая, из десятого "Б".: - Куда тебя несёт, еврейская морда!? Проси прощения, пока я добрый! Взбешенный Рогозин, двумя ударами сбил Николая с ног и начал душить. Подоспевшие товарищи еле оторвали его от жлоба. Случившийся инцидент тогда замяли и никого из Колей из школы не исключили. Случай же с одноклассником Толиком Грищенко, был по - горячее. Второразрядник по боксу, Толя, как-то здорово побил заносчивого силача, но на другой день, прямо у школы, Толю встретили несколько пацанов с "Нового базара", и нанесли ему две глубокие ножевые раны. Кольки Рогозина среди них не было, но всем было ясно: это его работа. Толю забрала скорая. О происшедшем, тут же сообщили в милицию, но хулиганов ранивших Толю так и не поймали. Толя пролежал в больнице два месяца. О драке с Рогозиным Толя следователю ничего не рассказал, но своему лучшему другу Коле Осенко, Толя поклялся, что пройдёт время и он дождётся своего часа. Тогда он воздаст Рогозину по полной мерке, за все его дела. Ещё на прошлой неделе, мальчики обратили внимание, что Маяк на уроках возится с тяжёлым милицейским револьвером: то разбирая, то собирая его он пощёлкивал барабаном с пулями. Когда преподаватель подходил к доске, бравируя перед классом, он шутливо целил ему в спину. Класс молчал. Никто не хотел заводиться с Викой. Правда, Колька Рогозин как-то сказал ему: - Брось так баловаться, Маяк! - А ты забери у меня дуру, если такой храбрый, - ответил Вика, и направил револьвер на Рогозина. Колька покраснел, но связываться с Викой не стал. Выстрел и был результатом беззубости класса. Вика был уверен в своей безнаказанности и нагло демонстрировал свою силу. Он знал, в классе никто не посмеет его заложить, но разговор всё же состоялся и начал его Лёвка Спивак. - Послушай, Вика, кончай эти игрушки, - класс притих, - убери игрушку, ведь из-за твоей дурости нас теперь будут морочить, чёрт знает сколько. Да, и за родителям ходить по твоей милости, тоже нет охоты. - А ты накапай на меня, - с усмешкой сказал Вика, продолжая играть револьвером, и направляя его теперь уже на Лёвку, - скажи завучу и Анне, что стрелял Маяк. Лёвка побледнел, - слышишь, Вика, я тебя по - хорошему прошу, убери дуру и не пугай. Кончай свои выступления! Мы не хотим из-за тебя здесь торчать, понимаешь? Да, и кто ты такой, чтобы нам всем диктовать! - В повышенном голосе Лёвки уже звучала угроза. Затаив дыхание, класс слушал Лёву. Все они думали так же, как и Спивак, но сказать об этом Вике вслух никто не решался. В классе знали, за спиной у Лёвки тоже есть компания блатных ребят, готовых постоять за него в любой переделке, знали, что Лёвка с Колькой Рогозиным выросли в одном дворе и дружны между собой, но, всё равно, не ожидали, что Спивак решится выступить против Маяка, тем более, видя в руках у Вики заряженный револьвер. Лицо Вики и без того бледное, стало ещё серее. Узкие губы сложились в злобную усмешку, по щекам заходили желваки. Спрятав револьвер в карман, Вика вышел из-за парты и пошёл на тоже уже поднявшегося, вышедшего из-за парты и сделавшему шаг ему навстречу Лёвке. Замахнувшись, Вика хотел с силой ударить Лёвку в лицо, но тот, ожидая удара, ловко отшатнулся в сторону и, неожиданно для Вики, схватил его двумя руками за рубашку, с силой притянул к себе и, ударив головой в лицо, оттолкнул от себя. Потеряв равновесие, Вика упал на спину. Дико выругавшись, он старался вынуть из кармана запутавшийся там револьвер, но на него уже сел верхом Колька Рогозин, и, вырвав из руки Вики вытащенный им револьвер, спокойно сказал: - Кончай дурить, Вика! Лёвку я тебе не отдам, да, и игрушку пока тоже придержу у себя. Маяк поднялся с пола и, размазывая по лицу слёзы бессильного бешенства, смешанные с льющейся из носа кровью, хотел, было, вновь наброситься на Лёвку, но путь ему преградил Колька. -Я тебе уже сказал, Лёвку я тебе не отдам. Кончай, Вика! Маяк ещё раз угрожающе выругался и, сжимая кулаки, пошатываясь, вышел из класса. По окончанию уроков, все ученики остались на своих местах. Пришла Анна Трофимовна и внимательно посмотрела на учеников. Она сразу обратила внимание, в классе Маяк отсутствовал, но спрашивать где он не стала. Через некоторое время начали сходиться родители, но никто из них так и не узнал о виновнике их чрезвычайного сбора. Анна Трофимовна пообещала: - Учтите, я поддержу Марка Наумовича, в его решении о наказании класса, если стрелявший не признается и не будет наказан… Через полтора часа собрание окончилось, и класс отпустили по домам. Марк Наумович пригрозил, что по поведению каждый из них получит в четверти на балл меньше, исключение он сделал только для Дани Шнайдера. Не дожидаясь педагогического совета, ушёл из школы по собственному желанию Алексей Алексеевич. Через некоторое время, он навсегда оставил город. Вика Маяк в школу больше не приходил. От Кольки Рогозина ребята узнали. В тот день, когда у Вики произошло столкновение с Лёвой, по возвращению домой, там его уже ждала милиция. Вику Маяка судили вместе с подельниками. За неоднократные ограбления с применением оружия ему присудили двадцать лет. Суд "отматал" Вике на полную катушку. Маяку уже исполнилось шестнадцать лет. ИСКЛЮЧЕНИЕ Последние дни апреля 1947 года, были, как никогда, тёплыми. Солнце щедро дарило наступившей весне свои добрые лучи. Согретые теплом земля и деревья благодарно зазеленели. Лёвка прибежал в школу в одном пиджачке, но всё равно ему было жарко. Несмотря на отличную погоду, настроение у него было препаршивое: он боялся приближающихся экзаменов. До конца четвёртой четверти оставалось ещё три недели, но этого времени было явно недостаточно, чтобы догнать пропущенное… Случилось же следующее. Вначале марта, как только подсушило лужи, Лёвка, Толик - кисель, Лёнька - рыжий, Колька Рогозин и другие ребята приходили в школу только, чтобы отметиться. Потом, всей компанией, отправлялись на полянку за разрушенной 122 - ой школой и гоняли в футбол до конца занятий. Затянувшаяся казёнка долго сходила с рук, пока, однажды, на перемене, Лёвку не остановила классный руководитель, Анна Трофимовна Ласкава. - Что случилось, Лёва? Ты что-то много начал пропускать. Может дома неладно? Не забывай, седьмой класс выпускной. Ты же сам говорил, что тебе необходимо окончить его, поступив в мореходную школу и помочь матери, и братьям. Так в чём дело, Лёва? Лёвка молчал. Врать, выкручиваться и канючить, было не в его правилах. - Возьми себя в руки, Спивак, - после паузы, официально закончила разговор Анна Трофимовна. - Я больше не буду пропускать, Анна Трофимовна, - виновато промямлил Лёвка, - я подтянусь. - Смотри сам, Лёва! - подобрела учительница, - ты уже большой мальчик и должен понимать, что тебе важно в жизни. На тебя очень обижается Антонина Лукинишна! Она говорит, что ты украинский язык и литературу вообще игнорируешь. Тебе же в этом году сдавать по ним письменный и устный экзамены. Или ты решил из-за украинского остаться на второй год? С Антониной Лукинишной Лузгиной, у Лёвки шла "тихая война" ещё с пятого класса. Язык ему давался плохо, и если по литературе он что-то на уроках запоминал, то к домашним заданиям по языку даже не притрагивался. По возможности, он старался пропускать эти уроки. Если же обстоятельства заставляли его находиться в классе, демонстративно занимался другими предметами, даже не прислушиваясь к тому, что рассказывает Антонина Лукинишна. Она давно уже "раскусила" Лёвку и, хоть он раздражал её своим невниманием, старалась быть к нему справедливой. Правда, иногда, не выдержав его наглости, когда Лёвка ничего не зная, нёс какую-то ахинею, она ставила ему очередную двойку, но, в большинстве случаев, делала вид, что не замечает его пренебрежительных выходок. Так было в пятом и в шестом классах, когда, жалея его, она ставила ему по языку и литературе годовые тройки. В седьмом же, понимая, что ему придётся сдавать устный и письменный экзамены, требования её к Спиваку изменились. Видя, что он этого не понимает, она поставила ему в первой четверти, честно заработанные им двойки по языку и литературе. Учительница, дважды давала Лёвке возможность исправить оценки, но он ухитрился не ответить по литературе на самые лёгкие вопросы. По языку же, в последнем диктанте, сделал шесть грамматических и три синтаксических ошибки. Увидев в табеле двойки в четверти, Лёвка решил, что украинка хочет его "съесть". "Антонина" давно имеет на меня глаз, и вот, наконец, рассчиталась! - Поделился Лёвка случившимся с другом Виктором Натиным". - Почему тебе не пришло в голову, Лёва, что ты сам виноват. Ведь ты ей на уроках неоднократно демонстрировал своё пренебрежительное отношение. Как она ещё тебя терпела и не гнала из класса. Нет, ты не прав, Лёва! Но Лёвка стоял на своём: "Антонина" даже не поговорила со мной. Сразу в четверти две пары. Никого в классе она так не садила". - Да, ты ничего не хотел учить, и ни разу не ответил по литературе даже на тройку, о языке, я уже не говорю. Ты напрасно упрямишься и злишься на неё. "Антонина" тебе добра желает и хочет заставить тебя работать, чтобы ты экзамены сдал. Разве она не жалела тебя в пятом и в шестом, когда ставила годовые тройки? Другая, на её месте, с тобой ещё тогда рассчиталась бы, но "Антонина" стерпела. Ты её не знаешь, Лёва, она добрая, и относится к тебе терпимо. Давай, я тебе помогу. Ты чуть исправишься, и сам убедишься, что она к тебе не цепляется. С помощью Виктора, Лёвка начал писать дома диктанты, старательно выполнял домашние задания и вторую четверть закончил с тройкой по языку и четвёркой по литературе. Продолжая заниматься украинским, третью четверть начал с двух четвёрок по языку и литературе, но тут пригрело мартовское солнышко и первые тёплые дни соблазнили Лёвку: "Ничего не случится, если я немного показёню, - подумал он". И тут же сколотив компанию, отправился на поляну гонять мяч. Действительно, всё сошло почти гладко. Лёвка даже не сильно отстал, но намёк Анны Трофимовны, что он, из-за украинского, может остаться на второй год, воспринял как прямую угрозу со стороны Антонины Лукинишны. В последнее время учительница не понимала, что происходит с Лёвкой. Довольная его успехами, она даже поощряла его в оценках, но вдруг он резко изменился. Всегда вежливый и приветливый, теперь, проходя мимо, делал вид, что не замечает её и, отворачиваясь, не здоровался. Когда коллективным мычанием седьмой "А" сорвал ей урок, она внутренне почувствовала, что здесь не обошлось без его задумки и участия. Антонина Лукинишна даже сделала попытку поговорить с Лёвой и остановила его на перемене: "Что это вы со мной не здороваетесь, Спивак? - полуофициально обратилась она к Лёвке, - неудобно же мне, женщине, да, ещё старшей по возрасту, здороваться первой, - пошутила Антонина Лукинишна". Но Лёва даже не улыбнулся и, услышав звонок, извинившись, поспешно ушёл в класс. Потом другие заботы отвлекли её от Лёвки Спивака и Антонина Лукинишна, казалось, забыла о нём, но Лёвка посчитал, что он с "Антонииной" ещё не рассчитался: - "Если она решила завалить меня, то я ей ещё "покажу зубы"! Запомнит она надолго Лёвку Спивака!" Случай всё не представлялся, но вот Витя Книжок притащил в школу коробку с пистонами и Лёвка решил, что час пробил. Пистоны они уже применяли на деле, когда ещё функционировал преподаватель немецкого языка, Алексей Алексеевич. На нём и ставились первые эксперименты. В доску запускались один или два дротика с пистонами. Они, оглушительно разрываясь, каждый раз пугали "немца" и, мальчишкам смешно было видеть, как дрожащими руками, "Алексей", одевал спавшее с носа пенсне. - Вот и пришёл ваш час, уважаемая Антонина Лукинишна, - злорадно подумал Лёвка, - сегодня я вас и пугану, и рассчитаюсь за всё, что вы мне сделали. Лёвка поделился своим замыслом с Виктором, но тот возмутился: - Ты что, сдурел? Имей же совесть! "Антонина" этого не заслуживает! Она хороший человек, и с нею нельзя так поступать. - Да, не слушай ты этого тихоню, - случайно услышав их разговор, вмешался Книжок. - Ты, Натин, слабак. Только за свою шкуру и боишься. - Чего же ты сам не шкодничаешь, только других подбиваешь, храбрец! - Разозлился Виктор Натин, - сам вечно за чужие спины прячешься. Книжок покраснел, но промолчал. Лёвка же окончательно решил выполнить свой замысел. Лёвка заранее предвкушал, как задрожит "Антонина", когда рядом с нею раздадутся подряд три выстрела. Антонина Лукинишна быстро вошла в класс, и все ученики дружно вскочили, приветствуя её. Сделав перекличку, объявила: "Сегодня никого спрашивать не буду. Мы очень отстали, дети. Откройте тетради и приготовьтесь записывать. Главное, я вам продиктую". Лёвка с сожалением спрятал в парту свои заряды и приготовился писать. Раздался звонок на перемену и "Антонина" обратилась к классу: "Дети, я немного запоздаю на следующий урок. Прошу вести себя прилично и сильно не шуметь. Надеюсь, вы не хотите, чтобы я имела из-за вас неприятности?" "Антонина" вышла из класса. У Лёвки оказалось свободное время и он решил поделиться своим планом с Толиком Киселёвым и Лёнькой - рыжим. Их седьмой "Б" был на втором этаже, но ни того, ни другого в классе не оказалось. Пройдя коридор, он подошёл к учительской. Сунув голову в щель двери, Лёвка с любопытством осматривал комнату учителей и вдруг, на секунду оторопел: почти напротив, спиной к нему, склонившись над столом сидела Антонина Лукинишна и что-то быстро писала. В комнате почти никого не было, только в противоположном углу тихо беседовали две незнакомые учительницы. - Вот сейчас я её и приговорю, - мгновенно сообразил Лёвка, и помчался в класс за своими снарядами. Спрятав за пояс приготовленные ручки, бегом отправился вниз. Войдя в коридор, Лёва медленно двинулся к учительской. Он старался успокоить дыхание и пересилить появившееся волнение. Открыв двери, ещё раз оббежал взглядом учительскую, но там ничего не изменилось. Сдерживая дыхание, Лёвка вытащил из-за пояса три гремучки. Расправив бумажные стабилизаторы и, проверив, хорошо ли закреплены пистоны, уверенным движением запустил одну за другой ручки в сторону Антонины Лукинишны. Он уже развернулся, чтобы бежать, но чья-то сильная рука больно схватила его за ухо. Лёвка, пытаясь вырваться, было, дёрнулся, но причинив себе ещё большую боль, подчинился и, подняв глаза, с ужасом обнаружил, что за ухо его держит завуч Марк Наумович Кунянский. Всё это случилось в тот момент, когда в учительской раздались три громких хлопка. Лёвка вздрогнул, услышав, как испуганно вскрикнула "Антонина". - Вот! Полюбуйтесь этим негодяем! - громко выкрикнул Марк Наумович, втаскивая упиравшегося Лёвку в учительскую. - Это он! Он! Я его сам поймал! Антонина Лукинишна сидела бледная и испуганная, она всё ещё не понимала, что произошло и откуда раздались выстрелы. Лёвка стоял посреди комнаты красный от стыда и боли. Пот тяжёлыми каплями стекал со лба, но он не вытирал его, боясь пошевелиться. Марк Наумович по-прежнему цепко держал в своей жёсткой руке его ухо. Лёвке было больно, но ещё страшнее было взглянуть на Антонину Лукинишну. Посмотреть ей в глаза. - Да, отпустите вы его, - наконец, пришла в себя Антонина Лукинишна, - ему же больно! Он никуда не убежит. Марк Наумович раздражённо взглянул на учительницу, но ничего не ответив, отпустил Лёвкино ухо. - Идите за мной, Спивак! - скомандовал ои и вышел в коридор. Лёвка молча пошёл за Марком Наумовичем. Выходя из комнаты, он всё же решился взглянуть на Антонину Лукинишну. Она сидела глубоко задумавшись и даже не посмотрела в его сторону. Марк Наумович повёл Лёвку к директору школы. Николая Александровича, ученики и преподаватели уважали. Все помнили, как он пришёл в школу в офицерской гимнастёрке, в брюках галифе, и с заправленным под ремень рукавом правой руки. После прямого попадания снаряда в танк, тот загорелся. Тяжело раненного и обгоревшего Николая Александровича, вытащил из горящего танка его молоденький механик - водитель, Коля Спиридонов. Он тащил на себе раненого командира с нейтральной полосы, и уже почти добрался до наших окопов, когда немецкий снайпер убил Колю выстрелом в голову. На одном из школьных вечеров Николай Александрович рассказал ребятам о том, последнем его танковом бое, и о его восемнадцатилетнем механике - водителе Коле Спиридонове. С тех пор мальчишки души не чаяли в своём директоре школы. Николай Александрович тоже старался быть к ним справедливым. - Вот, полюбуйтесь экспонатом, Николай Александрович! - Марк Наумович вытолкнул Лёвку на середину кабинета, - только что я лично поймал его у дверей учительской! Вы понимаете, вот такие негодяи, уже и до учительской добрались! Он там устроил Антонине Лукинишне представление с пистонами и напугал её, она же ещё и защищала его. Марк Наумович, жестикулируя, показывал и рассказывал директору, как Лёвка запускал ручки с пистонами в учительскую и что-то говорил о его хулиганстве, но Лёвка не слушал его. - Виктор был прав. "Антонина", действительно добрый человек и защищала меня. Я же сделал подлость, - думал Лёвка. - Как она вскрикнула! Что они со мной теперь сделают? Неужели выгонят? Что я матери скажу? - все эти мысли беспокойно метались в его голове, и он даже вначале не понял, что директор обращается к нему: "Так в чём дело, Спивак? Ты, что не слышишь меня!? - повысил голос Николай Александрович. - Ну! Очнись! Умел хулиганить, умей и ответ держать! Так мы ждём, расскажи нам, чем это тебе не угодила Антонина Лукинишна?" Лёвка молчал. Не мог же он рассказать директору, что хотел насолить украинке за то, что она заставляла его учиться. Где-то, в глубине души, Лёвка и раньше чувствовал, что несправедливо взъелся на "Антонину", но он старательно отгонял от себя эти мысли. Теперь, стоя в кабинете директора, окончательно осознал, что сделал глупость. - Марк Наумович, к занятиям его не допускать, - эти слова директора уже дошли до его сознания, - пусть приведёт родителей. На педсовете решим, что с ним делать. Пожалуйста, пригласите ко мне его классного руководителя. - Ты всё понял, Спивак? Иди домой и приходи ко мне с родителями! Марк Наумович был удовлетворён. Он не любил этого слишком смелого и острого на язык мальчишку. Лёвка хотел, было, объяснить директору, что мать на работе и дома кроме двух младших братьев никого нет, что мать приходит с работы поздно и не сможет с ним прийти в школу, но слова не шли из-за стоявшего в горле кома и, так ничего и не сказав, он, не сдержавшись, заплакал и выскочил из кабинета. Немного успокоившись, Лёвка вытер слёзы и, попросив разрешения, вошёл в класс. Шёл второй урок украинского языка. Увидев Лёвку, Антонина Лукинишна перестала диктовать и молча наблюдала, как он собирает книги и тетради. Она не стала ни о чём его спрашивать и не задержала его, когда он пошёл к дверям. Товарищи зашумели, но "Антонина" жестом руки остановила разговоры. Каким-то образом класс уже узнал о его выходке и то, что его поймал у учительской лично Марк Наумович. Все понимали, для Лёвки это плохо кончится. Спросив разрешения, за Лёвкой выскочил Виктор Натин. - Я же говорил, я же тебе говорил, не делай глупостей! - Виктор взволнованно посмотрел на Лёвку, - что теперь будет? Они же исключат тебя! Ты должен попросить у "Антонины" прощения. Коля Осенко и Сева - монах уже просили её за тебя. Они говорили, что ты хороший парень, но задурил. Все в классе поддержали их, но "Антонина" ничего не обещала. Лёвка выслушал друга и, ничего не ответив, поспешил уйти. Ему опять мешал ком в горле, и он боялся при Викторе расплакаться. По окончанию уроков, Виктор дождался Антонину Лукинишну во дворе школы. - Извините меня, но я должен вам рассказать о Спиваке. У Лёвы дома тяжёло. Его отец, старший политрук, погиб в 1942 году под Севастополем. Семья была в эвакуации. После освобождения Одессы - в 1944 году, они вернулись домой. Мать Лёвы, Екатерина Яковлевна, работает на хитмфабрике на мойке посуды. Кроме пенсии из военкомата на Лёвку и его двоих младших братьев никакой помощи у них нет. У Екатерины Яковлевны одна надежда на Лёву, что окончив семилетку он поступит в мореходную школу и сможет помочь семье. Ради его матери и братишек, простите его, пожалуйста, Антонина Лукинишна. - Виктор, спасибо, что ты мне рассказал о семье Спивак, но известно ли это Анне Трофимовне? Если нет, обязательно посвяти и её. Молодец, что защищаешь друга, но неужели нельзя было предупредить этой выходки? - Я ему говорил! Честное слово, я его просил и объяснял, что так поступать с вами нельзя, но он уже упрямый… - Не только со мной, Витя. По отношению к любому педагогу такой проступок требует наказания. Понимаешь, я бы простила Лёву. Он извинился бы и делу конец, но сейчас всё решает директор и Марк Наумович. Марк давно неравнодушен к вашему классу, так что, судьба Спивака будет решаться после завтра на педсовете. Единственное, и я тебе могу это пообещать, я постараюсь, чтобы его не исключили. Не заходя домой, Виктор помчался к Лёвке, но к его удивлению, того дома не оказалось. - А где Лёва? Опять ушёл на казёнку? - увидев Виктора без старшего брата, удивлённо спросил его средний брат Лёвки - Влад. -Да, нет, мы разминулись. Лёву задержали ребята с Неженской. Сейчас он должен вернуться. Подождав ещё немного, Виктор поднялся: "Скажи Лёве, пусть обязательно забежит ко мне. Он мне очень нужен. Я ещё после школы домой не заходил и больше ждать его не могу. Влад утвердительно кивнул. Выйдя из школы, Лёвке идти домой совсем не хотелось. Надо было что-то придумывать для брата, почему он так рано пришёл, врать же не хотелось. Лёвка чувствовал себя виноватым и растерянным.: "Надо было дождаться Анны Трофимовны и всё ей рассказать, - подумал Лёвка, - нельзя мне было уходить не поговорив с ней". Он уже почти решил вернуться, но остановил себя: "Чем она может помочь? Тоже станет читать мне мораль и говорить, что взрослые люди так не поступают, что у меня за плечами мать и братья, и я обязан…" Эти мысли будто подхлестнули его и он, не оглядываясь, пошёл в сторону от школы. Через несколько минут, Лёвка уже с упоением гнал мяч и все огорчения и неприятности отошли куда-то в сторону. После окончания занятий, Анна Трофимовна специально задержалась в учительской. Она была уверена, что Спивак найдёт её и всё подробно расскажет о случившемся: "Напрасно я считала его серьёзным парнем, - разочаровано подумала она, - надо будет зайти к ним, и поговорить с матерью". Лёвка терпеть не мог, когда к нему домой, посылали кого-то с запиской, или пытались каким-то другим образом сообщить матери о его неуспеваемости и недисциплинированности. Он не хотел огорчать мать, понимая, что у неё и без него хватает забот. Анне Трофимовне говорили, что у Лёвки во дворе выставлен настоящий заслон. Так было в шестом классе, когда он подрался с Сашей Горбуновым, и она попросила Женю Горбачёва, жившего в соседнем с Лёвой доме, занести её записку к матери Спивака. Дворовые ребята не только отобрали у него послание, но предупредили, что в следующий раз, если он появится у них во дворе с такой миссией, то костей не соберёт. Когда Анна Трофимовна сказала об этом Лёвке, он сделал вид, что ничего об этом не знает. Больше таким способом Анна Трофимовна не пыталась вызывать Екатерину Яковлевну в школу. Все её записи в дневнике тоже оставались без ответа. Лёва признался Анне Трофимовне, что не желая огорчать мать, не давал ей на подпись дневника с плохими отметками. Несколько раз Анна Трофимовна заходила к Лёвке домой, но только один раз ей удалось застать мать дома. Глядя, на её усталое и худое лицо, на набрякшие, с резко выступающими венами рабочие руки, распухшие от постоянного соприкосновения с водой, она не стала огорчать мать рассказом о Лёвкиных фокусах: "Знаете, Екатерина Яковлевна, время сейчас для всех тяжёлое, вот я и интересуюсь в каких условиях живут мои ученики, - отвечая на недоверчивый взгляд матери, объяснила свой приход Анна Трофимовна. - Да, вот видите, бьюсь с ними тремя, как рыба об лёд. Лёве сейчас особенно отцовский глаз нужен. У меня самой времени не хватает, чтобы в школу хоть изредка заглянуть. Вы уж присмотрите за ним. Он у меня добрый, отзывчивый. Вы от него, если по-хорошему, всего добьётесь. Анна Трофимовна запомнила их разговор и эту ещё совсем молодую женщину с невысказанной болью в глазах. После её встречи с матерью, Лёвка стал вести себя в школе значительно лучше: реже ввязывался в драки, меньше дерзил учителям. Даже пропускать стал меньше, хотя успеваемость его от этого не улучшилась. Дома он по-прежнему не работал. - Конечно, мальчик предоставлен самому себе. Слава Богу, у него хоть есть ответственность за братьев и за мать, - думала о Лёвке Анна Трофимовна. - Хорошо, что хоть с воровской компанией не связался. Матери сейчас не до его занятий, она надеется только на школу. Для неё главное их прокормить и одеть. Лёве же важнее учёбы - футбол и его копания. Необъяснимый Лёвкин срыв и его злобный хулиганский поступок, оказался для Анны Трофимовны полной неожиданностью. Она была уверена в порядочности Спивака, но на лицо был явно спланированный им умысел. - Другого не остаётся, надо ещё раз зайти к Спиваку домой и поговорить с матерью, - пришла к окончательному выводу Анна Трофимовна. Она уже, было, совсем собралась домой, когда неожиданно в учительскую вошёл Марк Наумович: "Хорошо, что я ещё успел вас застать, Анна Трофимовна! Как вам этот хулиган Спивак? Мне он давно не нравился. Дерзок, непослушен. Да, прошу вас, зайдите, пожалуйста, к Николаю Александровичу, он хочет с вами поговорить. - Скорее всего, директор вызывает меня из-за Спивака. Выступление Марка Наумовича для меня сигнал, как я должна себя вести, - услышав сказанное завучем подумала Анна Трофимовна. - Уверена, директор будет интересоваться, что я думаю о этом случае. Можно и поговорить, но выгнать Сивака из школы я Марку Наумовичу не позволю. - Добрый день, Анна Трофимовна, - Николай Александрович вышел из-за письменного стола и пошёл ей навстречу, - прошу вас, садитесь, пожалуйста. Николай Александрович присел на диван рядом с Анной Трофимовной. - Вы, наверное, догадываетесь, зачем я вас пригласил. Вот мы сейчас советовались с - Марком Наумовичем и Антониной Лукинишной, как поступить со Спиваком, и нам нужна более подробная информация о нём и его семье. Расскажите, пожалуйста, коротко всё, что вам известно, и выскажите своё мнение по этому случаю. Как восприняли его ученики в вверенном вам классе? Николай Александрович не упрекал её, не ругал, что она проглядела Спивака, но всё это подразумевалось в его вопросе. - С учениками седьмого "А", как и с Лёвой Спиваком, я познакомилась в 1944 году, когда осенью они пришли в пятый класс. Вначале Спивак учился на четвёрки и пятёрки, за исключением украинского языка и литературы, по ним он уже тогда начал отставать. Объяснялось это только его ленью, другой причины быть не могло и об этом более подробно может рассказать Антонина Лукинишна. Способности у него выше средних. Во время уроков, он схватывает всё на лету, но уже тогда был недисциплинирован на и дерзок с учителями. В шестом его успеваемость резко снизилась. Было много пропусков занятий и серьёзных замечаниё по поведению. Я встречалась с матерью Спивака и мы вместе говорили с Лёвой. После разговора, на какое-то время, он подтянулся и прекратил пропускать занятия, но потом всё пошло по-старому. Спивак опять много пропускал и уходил с уроков. По устным предметам дома ничего не делал, надеясь на свою память, считая, что больше тройки ему не надо. Отец его, командир, погиб в 1942 году под Севастополем, мать работает мойщицей посуды на химфабрике и у неё хватает забот о двух его младших братьях. В семье Лёва старший мужчина и старается помогать матери, но он предоставлен самому себе и это сказывается. Я с ним неоднократно беседовала и, несмотря на случившееся, утверждаю, что он добрый и отзывчивый мальчик. Мне самой непонятно чем вызвана эта его злая выходка. К сожалению, сегодня, ничего положительного о нём я добавить не могу. Он и в седьмом классе не изменил своего отношения к учёбе: по-прежнему много пропускает и по всем предметам тянет еле, еле. В первой четверти ухитрился по украинскому языку и литературе получить в четверти двойки, да, и сейчас у него дела с украинским не намного лучше, хотя я знаю, что ему помогает по этим предметам его друг - Виктор Натин. Мать Спивака надеется, что Лёва окончив семь классов, поступит в мореходную школу и получив специальность сможет помочь семье материально. О многих Лёвиных проделках она не знает, но о его посредственной успеваемости ей известно. Тяжёлая работа и заботы о его младших братьях у неё отнимают все силы, хотя она делает всё от неё зависящее, чтобы помочь ему выйти в люди. У меня всё. - Может быть вы что-то добавите Антонина Лукинишна? Вы догадываетесь чем вызвана эта его дикая выходка? - но украинка ничего не ответила и только недоумевающее пожала плечами. - Можно мне, Николай Александрович? - Марку Наумовичц давно уже не терпелось высказаться, но он заставил себя выслушать Анну Трофимовну. Если бы не директор, он давно бы прервал классного руководителя и указал её место в этой неприглядной истории. - Вы, Анна Трофимовна, вечно защищаете этот необузданный класс, эту дикую орду. Будь моя воля, я давно бы исключил из этого класса несколько человек, ещё после случая с выстрелом на уроке Алексея Алексеевича, тогда другим было бы неповадно. После этого и в классе, и в школе остальные могли бы нормально учиться, и был бы наведён порядок. Мне кажется, Николай Александрович, выходка Спивака это продолжение случая происшедшего в седьмом "А" в самом начале учебного года. Тогда на уроке немецкого языка кто-то из учеников стрелял из револьвера или пистолета. Дырка от пули и сегодня красуется на классной доске. Стрелявшего хулигана мы так и не нашли. Анна Трофимовна информируя вас о Спиваке, не сказала о неблагополучном состоянии дисциплины в этом классе. Тот же Спивак был участником драки в классе и бывает чрезвычайно дерзок с учителями, в частности со мной лично. Я не думаю о Спиваке, как Анна Трофимовна и считаю, для обеспечения порядка в школе и в седьмом "А" необходимо его из школы исключить. Я надеюсь, вы разделяете мою точку зрения, Антонина Лукинишна? Марк Наумович был уверен в поддержке его украинкой, но ошибся. - Я ни в коей мере не согласна с вашим выводом, Марк Наумович. Более того, я считаю вопрос о Спиваке не стоит даже выносить на педагогический совет. Я согласна, положение в школе с дисциплиной не благополучно, но это вовсе не значит, что "козлом отпущении" должен быть Лёва Спивак. Конечно, он должен извиниться, и дадим ему строгий выговор. Этого будет достаточно. Действительно отношение Спивака к украинскому языку и литературе было его ошибкой. Но я должна сказать, что в последнее время во второй и третьей четверти оно резко изменилось в лучшую сторону и у него есть даже четвёрки по языку, не говоря уже о литературе. Потому мне и непонятно чем вызвана эта его выходка. Это я, конечно, выясню, но мы обязаны дать мальчику возможность окончить семилетку. Не забывайте, Марк Наумович, из какой он семьи. Анна Трофимовна благодарно кивнула Антонине Лукинишне. Её отповедь завучу ещё раз подтвердила, что она заслуженно пользуется авторитетом и уважением среди преподавателей и учеников. Но с предложением Антонины Лукинишны не согласился директор школы. Николаю Александровичу вовсе не хотелось портить отношения с Марком Наумовичем из-за случая со Спиваком, но он не мог не считаться и с мнением таких авторитетных педагогов как Антонина Лукинишна и Анна Трофимовна. - Благодарю вас! Ваши точки зрения мне понятны. Вопрос будем решать на расширенном заседании педсовета с участием комсомольской организации и родительского комитета. Недисциплинированности в школе и хулиганству Спивака мы обязаны дать бой, - патетически закончил директор своё выступление. На том и порешили. Лёвке и в голову не могло прийти, что пока он гонял мяч, его маленькую судьбу обсуждали эти взрослые люди и так и не пришли к единому мнению. Лёвка прибежал домой вспотевший, розовощёкий и даже с хорошим настроением. Только что его команда выиграла у девятиклассников. Из трёх мячей влетевших в их ворота, два были после его ударов. - К тебе после школы заходил Виктор Натин, а ты опять со своим футболом, - упрекнул старшего брата Влад. - Долго ждал? - С пол часа. Сказал, чтобы ты, когда заявишься, сразу шёл к нему. Лёвка, будто очнулся. Перед ним мгновенно промелькнула картина в учительской. Почему-то разговор с директором потряс его не так сильно. Он не представлял себе, как расскажет матери обо всём случившемся. - Рассказать всё равно придётся, - со вздохом подумал Лёвка, - без неё меня в школу не пустят. Третья четверть самая главная и пропускать я не должен. Что же делать? Из-за чего прибегал Виктор, может он что-то подскажет? Даром бы он меня не ждал, наверное, хотел сказать о чём-то важном. Лёва умылся, покормил обедом Влада и Валеру, но из-за волнения есть самому не хотелось. Помыл посуду и, не находя себе места, заходил по комнате. - Что же ты не идёшь к Виктору? Он ждёт тебя, - ещё раз напомнил ему Влад. - Дождусь маму и пойду. Ты мне не мешай, садись лучше делать уроки. - Я давно уже всё написал и выучил. Правда, Валера? - Правда, правда, Лёва! Я тоже уроки сделал, - Валерий протянул старшему брату листик с непонятными каракулями. - Отпусти нас во двор, лёва. Я за Валерой присмотрю, - попросил Влад. - Хорошо, идите, только уже вечер, одень Валеру теплее, и не очень гоняйте, - приказал братьям маминым голосом Лёвка, и выпроводил их на лестницу. Пришла мама. Лёва помог ей снять пальто, платок и обувь, принёс комнатные тапочки и занёс сумку с продуктами на кухню. - Что-то ты сегодня очень внимательный и молчишь. Где мальчики? Ты покормил их? - Покормил, покормил и разрешил им ещё немного погулять во дворе. Они зашли в комнату: "Не томи, рассказывай, что у тебя случилось в школе? Ты сам не свой, Лёва. Что ты там натворил? Лёвка виновато посмотрел в глаза матери и только собрался с духом, как прихожей раздался звонок. - Наверное, Виктор, - облегчённо подумал Лёвка, и пошёл открывать двери. - - Вдвоём мы её быстро успокоим и уговорим, чтобы она пошла в школу. Главное, чтобы мать всё случившееся не приняла близко к сердцу, особенно когда меня там будут сильно ругать. У Лёвки внутри немного отлегло. Открыв дверь, он удивлённо отступил, перед ним стояла Анна Трофимовна. - Что же ты не приглашаешь меня войти, Лёва!, - входя в прихожую, обратилась она к своему растерявшемуся ученику. - Заходите, заходите, пожалуйста, Анна Трофимовна, - опомнился Лёвка. Он помог учительнице снять пальто и пригласил её в комнату. - Кто там пришёл, Лёва? - громко спросила из кухни мать. - У нас в гостях Анна Трофимовна, мамочка. Мы ждём тебя. - Опять что-то выкинул? - входя в комнату и вытирая руки вопросительно взглянув на Анну Трофимовну, спросила Екатерина Яковлевна, - то, то он мне перед самым вашим приходом в глаза не смотрел. Извините, что не поздоровалась, Анна Трофимовна, давно мы с вами не виделись. Да, и встречаемся мы, к сожалению. всегда только по неприятным событиям. Мать взглянула на себя в зеркало, - как видите, и я выгляжу не лучшим образом. Вы уж меня простите, если, что ни так. Что же Лёва натворил на этот раз? - А он вам разве ничего не рассказал? - Не успел ещё, я только перед вами вошла. Вижу, он сам не свой, на мои вопросы отвечает не впопад и весь где-то там, - она махнула рукою в сторону. Теперь мне всё понятно стало. - Расскажи нам, Лёва, как ты ухитрился так по - хулигански оскорбить всеми уважаемого человека? Что же ты молчишь? Сделать глупость смелости у тебя хватило, рассказать же нам всю правду, не хватает? Лёва стоял перед матерью и Анной Трофимовной и не мог выдавить из себя ни слова. Наконец, пересилив себя и проглотив мешавший ему комок в горле, подробно поведал о своей проделке и переживаниях. - В учительской до меня сразу дошло, что сделал глупость. Особенно, когда Антонина Лукинишна вскрикнула после разрыва пистонов. После всего, она ещё защищала меня от Марка Наумовича и заставила его отпустить ухо. Я знаю, мне этого не простят и исключат из школы, но я всё равно и в классе, и на собрании извинюсь перед Антониной Лукинишной. И вы, Анна Трофимовна, простите меня, - Лёвка не мог больше говорить, слёзы хлынули из глаз и, стыдясь их, он выбежал из комнаты. - Вижу, Лёва действительно понял, что поступил гадко, - поднялась Анна Трофимовна. Екатерина Яковлевна ничего не ответила, только тихо заплакала. Она старалась взять себя в руки и успокоиться, но это не получалось: - Вы уж меня извините, Анна Трофимовна, - всхлипывая, заговорила она, - рвусь, рвусь изо всех сил. Ничего кроме них не вижу, хочу, чтобы и без отца людьми стали, а он - ни стыда, ни совести. Я на него так надеялась, думала, вот вырос помощник, скоро легче нам станет, а он злость свою глупую подавить в себе не мог. Да, и какая там злость, так, дурь одна. За что? Человек ему добра желает, хочет, чтобы он что-то знал, чтобы экзамены сдал. В ответ же, вместо благодарности, такая подлость. Вернулся Лёва. Он пытался что-то сказать, объяснить и успокоить мать, но она не позволила. Глаза её стали жёсткими и гневными: "Вот выгонят тебя, что дальше делать будешь? Работать пойдёшь? Кому ты нужен, даже семилетки не имея. А о нас ты подумал? Обо мне подумал? Что я уже на женщину не похожа! Как ломовая лошадь, только работаю, да, всё в дом тащу, чтобы потом мои дети так меня отблагодарили! Упрёки матери били Лёвку прямо в душу. Он смотрел на её побледневшее лицо, на дрожащие губы и не знал, что предпринять, как успокоить мать. Его уже не пугало будущее исключение, только тяжёлыми камнями давили мамины слова, пугал её голос - полный безысходного надрыва и тоски. Она уже почти кричала: "И в школу я не пойду, и на педсовет тоже. Я ещё детям нужна, там со мной всякое может случиться. Вы уж простите меня, Анна Трофимовна! -Успокойтесь, успокойтесь, Екатерина Яковлевна! Прошу вас! Лёва быстрее принеси матери стакан воды, - видя её состояние, испугалась и учительница. Она тоже не знала, как остановить эту нарастающую истерику. Прибежал с воой Лёва. Мать пила большими глотками, и было слышно, как стучали её зубы о стекло стакана. - Я болеть не имею права. Вы уж, Анна Тофимовна, что там с ним решите, так и будет, - выдохнула мать, - он не маленький, знал, что делает, пусть теперь отвечает за себя сам. - Видишь, что ты натворил, - выходя в прихожую, уже не упрекая, скорее успокаивая Лёву, - тихо сказала Анна Трофимовна. - Иди быстрее к матери и постарайся успокоить её. - Анна Трофимовна, в школу мне завтра можно? - Обязательно приходи! Я поговорю с Николаем Александровичем и, думаю, до решения педсовета он разрешит тебе посещать школу. Закрыв двери за учительницей, Лёвка прислушался. Из комнаты доносились глухие рыдания матери. На другой день в школе только и было разговоров, что о Лёвкиной выходке. Но героем он себя не чувствовал. Упрёки и рыдания матери, неизвестность решения предстоящего педагогического совета, неловкость от извинения в классе перед Антониной Лукинишной, совсем не настраивали его на общение. На уроках и переменах он сторонился даже Виктора Натина. Коля Осенко, Витя Книжок и Сенька - монах, стараясь расшевелить Лёвку, позвали его играть в "отмерного козла", но Лёвка отвернулся и ушёл. Виктор издали наблюдал за другом и, догадываясь о его состоянии, не подходил к Лёвке. Лёва был благодарен ему за проявленный такт. После уроков Лёва пошёл в учительскую и, в присутствии находившихся там преподавателей, попросил у Антонины Лукинишны извинения. Ему было стыдно, но, пересилив себя, он посмотрел в глаза учительницы и понял, что прощён. Антонина Лукинишна не только не сердилась на него, она даже сочувствовала Лёвке: "Я принимаю твои извинения, Лёва и прощаю тебя, - спокойно сказала Антонина Лукинишна. - Сейчас от тебя требуется особое усилие по работе над языком. Будешь ходить на все дополнительные занятия и, я надеюсь, с экзаменами ты справишься. У Лёвки благодарно сжалось сердце, и он, боясь расплакаться, поспешно вышел из учительской. Прошло два дня. В последний день недели, утром, Анна Трофимовна предупредила его, чтобы в шесть вечера он явился на педсовет. - Сам в учительскую не заходи. Жди в коридоре. Маме ничего не говори, нечего её лишний раз расстраивать. Расскажешь ей всё после решения педсовета. Как бы не разворачивались события, будь сдержанным. Мы с Антониной Лукинишной за тебя. Есть и другие преподаватели, и члены родительского комитета, кто поддержит нас. Будем надеяться, что тебя не исключат. Лёвке казалось, что день тянется очень медленно. Его лихорадило, и он не мог дождаться окончания занятий. Узнав о предстоящем педсовете, товарищи старались поддержать и подбодрить его, но он старательно отмалчивался. Ровно в шесть Лёвка уже был у дверей учительской. Виктор пришёл в школу раньше и ждал друга. Проходившие в учительскую преподаватели и приглашённые с интересом поглядывали в сторону двух серьёзных подростков. - Пойдём к окну, Лёва, - потянул его за рукав Виктор. - мы оттуда будем видеть, если за тобою кто-то выйдет из учительской. Думаю, это будет не скоро. Они отошли от дверей, и Лёвке даже стало легче дышать. Прошло больше часа, но Лёвку по-прежнему не приглашали в учительскую. Он ходил по коридору, и в голове стучало только одно: "Главное, чтобы не исключили! Если выгонят, что я ей скажу? С мамой всё может случиться! Последнее время она жаловалась, что у неё болит сердце, и у Лёвки, от страха, что с матерью может что-то случиться, пробегал по спине холодок. Видя его состояние, Виктор не подходил к нему. Прижав ухо к дверям учительской, он пытался услышать, что там говорят. Наконец, Анна Трофимовна позвала Лёву. "Постарайся не волноваться и говори правду, - шепнула она ему". Войдя в учительскую и увидев устрёмлённые на него взгляды многих людей, Лёвка покраснел и растерянно начал искать глазами Антонину Лукинишну. - Подойди сюда, пожалуйста, Спивак, - Николай Александрович позвал Лёву к своему письменному столу, - объясни, пожалуйста, всем присутствующим, чем была вызвана твоя дикая выходка? Лёва молчал. От волнения он не мог выговорить ни слова и не отвечал на вопрос директора. - У тебя, что, языка нет? - услышал он язвительный голос Марка Наумовича. - когда хулиганить - ты смелый, отвечать же, так в кусты! Лёвка почувствовал, что помимо его воли у него дрогнули губы и по лицу хлынули слёзы и тогда, не думая, что он делает, Лёвка выбежал из учительской. Увидев его заплаканным, Виктор, было, побежал за Лёвой, но тот отмахнулся. Виктор вернулся к учительской, чтобы дождаться матери и узнать о решении педагогического совета. Заседание длилось долго. Так и не дождавшись его окончания, волнуясь, Виктор ушёл домой и с нетерпением ожидал прихода матери. - Мы так ничего и не смогли сделать, - с огорчением делилась с сыном и мужем своими переживаниями Рива Григорьевна. - Марк Наумович и большинство преподавателей заняли непримиримую позицию в отношении Лёвы. Правда, после выступления Антонины Лукинишны эта недоброжелательность как бы раздвоилась. У нас даже появилась надежда, что если Лёва извинится перед учительницей при всём педсовете, то всё для него может закончиться благополучно. Но Лёва растерялся и на вопрос директора не ответил, потом расстроился и убежал. Марк Наумович сразу же направил педсовет по нужному ему руслу. Не помогло ни моё выступление, ни выступление Анны Трофимовны. В школе действительно увеличилось количество безобразных случаев нарушения дисциплины, завуч и сыграл на этом. Анна Трофимовна выступила ещё раз и говорила, что подобные методы антипедагогичны, но большинством голосов Лёву из школы исключили. - Как, насовсем? - с ужасом спросил Виктор. - Решением педагогического совета, Витенька, Лёву исключили насовсем. Правда, Николай Александрович в протоколе сделал оговорку, что право окончательного исключении из школы Спивака, он оставляет за собой. Решение же педагогического совета и приказ об исключении Лёвы из школы за хулиганский поступок, будет завтра же вывешен в школе. - Мамочка, ты думаешь, Николай Александрович пожалеет Лёву? - Анна Трофимовна подсказала мне, чтобы сейчас никто не тревожил Николая Александровича. Недели, через две, три, когда всё уляжется, мы все опять пойдём к нему и, я думаю, он разрешит Лёве вернуться в школу и закончить седьмой класс. Теперь, Витя, ты должен каждый день заносить ему уроки и помогать выполнять задания. Анна Трофимовна, просила меня, чтобы о решении педсовета матери Лёвы сообщила я. И, чтобы успокоила её. Витя вскочил и поцеловал мать: "Так мы завтра же вместе пойдём к ним?" - Пойдём вечером, когда Лёвина мама придёт с работы. Утром же, ты сходишь к нему и всё расскажешь. На другой день Виктор проснулся очень рано, но идти к Лёве не решался. Матери пришлось настоять, чтобы он пошёл к другу. "Пойми, Витя, Лёве будет не по себе, если он придёт в школу, и его отправят домой. Ты его друг и не должен бояться сказать ему самую горькую правду". Лёва уже ждал его. За ночь он похудел и теперь, побледневший, ждал его сообщения. Взглянув на друга, Виктор сам чуть не расплакался. - Ты не особенно переживай, Лёва. Я каждый день буду приносить тебе задания и мы вместе будем проходить тот курс, что нам дают сейчас в школе. Обещаю, ты почти не отстанешь. Анна Трофимовна сказала, что недели через три, она, Антонина Лукинишна и представители родительского комитета пойдут к Николай Александровичу и попросят его отменить приказ о твоём отчислении и допустить к занятиям и экзаменам. Пока же, педсовет тебя из школы исключил. - Как, совсем? - Совсем, совсем, Лёва! Слёзы опять закапали из Лёвкиных глаз. Младший - Валерий, никогда не видевший, чтобы старший брат плакал, с испугом посмотрел на Виктора. - Что ты ему сделал? Почему он плачет, Витя? - Иди, иди, Валера, подтолкнул Виктор малыша к его машинкам и трактору, - у Лёвы ничего не болит, и я ему ничего плохого не сделал, ты не беспокойся. - Идём, проводишь меня в школу, - позвал Виктор Лёву. - Вечером, когда твоя мама придёт с работы, я, с моей матерью, придём к вам в гости, и моя мама всё расскажет Екатерине Яковлевне и успокоит её. Через месяц, Лёвке разрешили вернуться в школу. Несмотря на помощь Виктора, он всё же сильно отстал. Правда, вчера вечером, на дополнительном по украинскому языку, Антонина Лукинишна сказала, что у него есть сдвиги и, чтобы он не очень переживал. - Всё у тебя будет хорошо, Лёва. Главное, старайся и не только с украинскими делами, - улыбнулась учительница, - и забудь о неприятностях. Лёвка с благодарностью подумал, что "Антонина" - Человек. - Хорошо, что на свете есть добрые люди, - искренно поделился с Виктором своими чувствами Лёвка, - а нашу "Антонину", я никогда не забуду. ЭКЗАМЕН Наконец наступили долгожданные экзамены. Уже остались за плечами русский язык и литература, математика и, так пугавшие Лёвку, оба украинских. По диктанту он получил трояк, по литературе четыре балла. Четвёрку получил и по письменной математике. Работа была выполнена без ошибок, но в черновике Лёвка много начёркал и поменял. На его счастье, Виктор Натин выполнял с ним один вариант и хоть Лёвка показал ему, мол, у него всё в порядке, Виктор всё же передал ему шпору с подробным решением задачи и примеров. Помощь пришла вовремя. Лёвка уже собирался переписывать своё решение на чистовик, но, просмотрев шпаргалку, увидел допущенные ошибки, тогда-то и начёркал. Результатами экзаменов Лёвка и помогавший ему в подготовке Виктор были довольны, но через три дня предстоял экзамен по зоологии и принимал его завуч школы Марк Наумович Кунянский. Надо признаться, отношения Лёвки с Марком Наумовичем всегда желали лучшего. У Лёвки были все основания предполагать, что завуч, мягко говоря, недолюбливает его. Первое недоразумение с Марком Наумовичем произошло у Лёвки ещё в шестом классе. Они проходили тогда скелет человека и, Марк Наумович попросил Лёвку принести экспонат из шестого "Б". Лёвка незамедлительно выполнил просьбу завуча, но, устанавливая скелет у стола, под восторженный гул класса, "нечаянно" свалил его на что-то писавшего в классном журнале Марка Наумовича. Несмотря на Лёвкины извинения, у Марка Наумовича были все основания решить, что Лёвка так пошутил специально. Были и ещё случаи, характеризующие Лёвку Спивака с самой отрицательной стороны. То он принимал участие в коллективной драке, то неделями пропускал уроки зоологии. Совсем же недавно, в конце третьей четверти, Марк Наумович лично поймал этого мальчишку, когда он запустив ручки с пистонами в учительскую и, чуть ли не до смерти напугал всеми уважаемую в школе преподавателя украинского языка, Антонину Лукинишну Лузгину. Тогда Марк Наумович добился таки исключения Спивака из школы, но через три недели, классный руководитель седьмого "А" Анна Трофимовна Ласкава вместе с родительским комитетом, уговорили директора школы дать возможность Спиваку окончить седьмой класс. Помогло Лёвке и то, что он из многодетной семьи и отец у него погиб в Отечественную войну. В четвёртой четверти, Марк Наумович делал вид, что не замечает Спивака, и вызвал его отвечать только один раз, чтобы выставить оценку за четверть. В общем, у Лёвки Спивака были все основания для тщательного изучения парнокопытных и млекопитающих. Инфузорию же и виды её размножения он запомнил на всю жизнь. Теперь, перед Лёвкой лежали все тридцать шесть билетов по зоологии, и в каждом из них было по три вопроса. В билетах полностью уложился незнакомый Лёвке курс шестого и седьмого класса. Взяв в руки книгу, Лёвка окончательно определился: в оставшиеся три дня он никоим образом её не осилит. С интересом, полистав зоологию, Лёвка ещё раз убедился, что больше всего в этой книге ему неведомого. Зоологию Лёвка Спивак учил в редких случаях: когда необходимо было исправить очередную двойку, либо для получения оценки решавшей участь четверти. Получив заветную тройку, он немедленно предавал забвению эту науку, стараясь как можно дольше не попадаться на глаза Марку Наумовичу. Лёвка Спивак, Колька Рогозин и Коля Осенко точно знали: спасти их могут только шпоры. Честно поделив тридцать шесть билетов на троих, они день и ночь строчили ответы на свои двенадцать билетов. Порядок захода со всеми шпорами на экзамен разыграли в орла и решку, и Лёвке выпало заходить последним. - Везунчик же ты, Лёвка, - отдуваясь, сказал Колька Рогозин. Из их троицы его решка - вывела его в лидеры. Ему и предстояло пройти испытание первым. - Мы это на тебе проверим, - засмеялся Коля Осенко, - кто везунчик. Ты будешь ощущать в кармане все тридцать шесть шпор и, главное, чтобы ты не ошибся, когда будешь вытаскивать свою. - Я их по двенадцать разложу по разным карманам. Может, и не ошибусь. Несмотря на солидную подготовку, боязнь Марка Наумовича у Лёвки не проходила. - Да, прекрати ты переживать, - успокаивал друга Виктор, - Марк спит и видит, когда он отделается от тебя. Даже если ты будешь нести любую чушь, он всё равно поставит тебе трояк. Но Лёвка никак не мог подавить в себе волнения и, хотя здравый смысл подсказывал ему, что Виктор прав, приближающийся экзамен его пугал. - Вдруг Марк Наумович всё же решит со мной рассчитаться за все мои дерзости и за все скандалы с моим участием, - думал Лёвка, - ведь добился же он моего исключения из школы. Так, что ему стоит меня завалить. На консультациях Лёвка бодрился и вида, что страшится экзамена, Марку не показывал. Виктору всё же решил высказать свои опасения. - Я тебе уже говорил, Лёва, зря волнуешься. Ты ему надоел, как горькая редька. Будь же разумным, ну какой смысл Марку Наумовичу показывать, что кто-то не успевает по его предмету, - закончил Виктор свои аргументы, и добавил: - Нет, на второй год он тебя не оставит даже если ты будешь сильно проситься. Достаточно намучился - засмеялся Виктор. - Так то оно так, - улыбнулся и Лёвка, - всё логично, но всё равно боюсь. Вот здесь как будто что-то сидит, - Лёвка показал на грудь. На писание шпаргалок и на консультации и ушло всё время подготовки. Лёвка писал маленькими чётким буковками, усердно и тщательно перенося на бумагу третью часть книги, ибо в каждой теме - всё там написанное, казалось ему важным. За время экзаменов Лёвка ни разу не вышел во двор. Пробегая в школу на консультации и возвращаясь после них домой, он не задерживался ни с кем из ребят во дворе. О всех дворовых новостях ему сообщал одиннадцатилетний Витька: - Вчера вечером Валя Дерюгина ходила в кино со своим новым парнем. Нелля Коган спрашивала, как ты сдаёшь экзамены и почему не выходишь. Она передала тебе привет от Люды, Жанны и Лары. Лёнька - рыжий последнее время крутится возле Вальки - толстушки. Видел я во дворе и Воцю. Он был совсем пьяный и искал тебя. Грозился, что прибьёт. Хотел побить Толика и Лёньку, но они убежали. Рассказывая старшему брату о всех дворовых новостях, Витька, после каждого сообщения старательно загибал пальцы. Лёвку удивляло, как этот малый всегда догадывается рассказать ему именно обо всём его интересующем. Говоря Лёвке о Вале и её новом парне, Витька внимательно вглядывался в выражение лица старшего брата, но Валя Лёвку уже не волновала. Правда, и о Люде он старался сейчас не думать. Лёвка был уверен: с Людой они скоро встретятся. В школе он повстречал Олега Костякова с Юрой Колещуком, и они пожали друг другу руки, как будто недавно у них из-за Люды не было никакой размолвки. Витька же продолжал загибать пальцы: - Вчера вечером наши проиграли Вовке - пистолету один - пять. - Когда играли? - Я же тебе сказал, вчера вечером. - Почему меня не позвали? - Ты был на консультации и Толик сказал, не стоит тебя отвлекать. Они договорились на повторную игру, на послезавтра, на десять утра. - Послезавтра у меня в 12 - ть экзамен. Нет, на игру не пойду, даже если ещё раз проиграем, потом отыграемся, - решил Лёвка. - Не могу я рисковать, устану и могу завалить, - продолжал он себя убеждать. - Ну и пусть, пусть ещё раз пролетим, - но где-то внутри шевелилось другое. Он продолжал выдавать на - гора шпаргалки, но это другое, получило, наконец, чёткую формулировку. - Ничего не случится, если я и сыграю. Я буду уже подготовлен и со шпорами. После принятия этого решения, уже совершенно успокоившись, Лёвка всё же спросил брата: - У тебя всё? - Так ты пойдёшь на игру? Лёвка ничего не ответил Витьке, только с ещё большим усердием стал нажимать на перо. В душе Лёвка всё же был немного обижен на Толика и Рыжего: - Друзья называются! Не зашли и не рассказали о проигрыше, и о Вале молчат. Они и не догадываются, что она мне стала безразлична. Но их понять можно, - тут же он сам оправдал друзей, - они не хотят огорчать меня. Может, сегодня зайдут. После окончания семилетки, Лёвка и Лёнька - рыжий твёрдо решили поступать в мореходную школу. К ним присоединился и Виталя Макогон. Виктор Натин решил закончить десятилетку, но института для поступления ещё не выбрал. Толик же, обладавший сверх отличными математическими способностями, знал точно: по окончанию десятого он пойдёт в Университет на физмат. Сейчас у всех мальчишек была пора экзаменов, но ни Толик - кисель, ни Лёнька - рыжий не боялись, что могут что-то завалить. Толик из-за нормальной подготовки, Лёнька же рыжий - благодаря необыкновенной наглости. К Лёвкиному удивлению, на экзаменах всё ему сходило с рук. Ни к одному предмету он не готовился и на всех устных у него за поясом всегда торчал учебник. От Лёньки в школе тоже хотели отделаться и учителя не реагировали, когда он почти в открытую, списывал из книги ответы на вопросы в экзаменационном листке. Толик и Ленька знали, что в день их повторной встречи с командой Вовки - пистолета у Лёвки экзамен и решили не беспокоить его. - Пусть Лёвка готовится. Он боится Марка. Хотя без него, я почти уверен, мы опять проиграем, но всё равно ни будем ему ничего говорить. Добро, Лёня? Рыжий задумался, потом махнул рукой: "Ну залетим ещё раз. Лёвка говорил, потом отыграемся". Лёвка - профессор был признанным лидером и капитаном команды, но в тот день никто из ребят даже не заикнулся ему об игре. Все они болели за Лёввку и тоже опасались, как бы Марк не расправился с ним. Появление Лёвки на полянке минут за десять до начала игры, было для всех полной неожиданностью. - У тебя же через два часа экзамен, - подбежал к нему Вадик - быстрый. - Мы тебя специально не звали. Иди домой, Лёва, - тихо сказал Толя. - С огнём играешь, - поддержал Толика Лёнька - рыжий. - ты же сам знаешь, устанешь и тебе будет не до зоологии. -Да, у всех у вас завтра экзамен, - разозлился Лёвка, - чего вы меня все опекаете! Вот, смотрите? - Лёвка вытащил из кармана кучу шпаргалок, - теперь успокоились? Давайте лучше подумаем, как играть будем. А где Фимка? Но на вопрос Лёвки, почему-то никто из ребят ему не ответил.. Пришёл с ребятами их соперник Вовка - пистолет. Мальчики поздоровались, и разошлись к своим воротам. Лёва начал давать установку на игру. - Серёжа, как всегда, на воротах. Сёма - беспалый в центре защиты, Вита - ута у него справа, Лёня, ты слева. Толик и Коля - буц в полузащите. Я с Вадиком - быстрым впереди. Персонально Вовку - пистолета будет держать Коля - буц. Учти, Коля, Вовка бьёт с обеих ног. Ты должен ему мешать прицельно бить по воротам. Смотри, не упусти его. Может, кто-то хочет ещё что-то добавить? Ещё раз прошу тебя Коля, не упускай Вовку ни на минуту. Ты же видел, когда Фимка закрывал его, ничего у них не получалось. Вовка у них главная пробивная сила. В запасе остаются Жека и Стасик. Может ещё Фимка подойдёт. Это был лучший состав их двора, только на месте Кольки - буца, обычно играл Фимка - шая. - Видно Фимка с Валей помирились, и она его куда-то потащила, - подумал Лёвка, - вот они все и помалкивают, боятся огорчить меня. Но Лёвка уже по этому поводу никаких огорчений не испытывал. - Нечего думать о Вале и Люде - остановил он сам себя, - сейчас главное взять реванш за прошлый проигрыш, ну и, конечно, сдать экзамен. Игра началась сразу в быстром темпе. Лёвка дважды проходил по краю и отдавал мяч под удары набегавшему Толику, но он оба раза промазал. В ответной атаке, Вовка - пистолет вначале прошёл по левому краю, затем переместился с мячом в центр и, красиво, на замахе, обведя Беспалого и выскочившего ему навстречу Серёжу, завёл мяч в ворота. Увидев виноватые физиономии Кольки - буца и Сёмки - беспалого, Лёва промолчал. Он подбежал к Лёньке - рыжему и тихо сказал: - Поменяйся местами с Колькой. Сам видишь, он с Вовкой не справляется. Вернувшись в центр, скомандовал Вадику - быстрому, - будешь играть справа от меня. - Но я бью только с левой, Лёва, - заупрямился Вадик. - Будешь бить с обеих. Ты же знаешь у них защитник слева - слабак. Здесь мы с тобой и сделаем погоду. Лёня возьми Пистолета и не давай уму дышать. Мотайся за ним по всему полю и мешай. Мешай на приёме мяча, при пасе, играй на опережение, в общем, ты сам всё знаешь. Через полчаса игры команда "Нового дома" уже вела со счётом три: один и закончили игру с победным счётом пять: два. Героем матча был Вадик - быстрый забивший три мяча. Лёнька и Лёва забили по одному. Витька не сводил влюблённых глаз со старшего брата, но ужасно волновался, что Лёвка опоздает на экзамен. Как только прозвучал финальный свисток Вовки Чёрного, его, с согласия обеих команда, специально пригласили судить этот матч, Витька схватил Лёву за руку и потащил за собой. - Быстрее, быстрее, Лёва! - Да, подожди ты! Что случилось, Витя? - Ты на экзамен опоздаешь, уже половина двенадцатого. Лёва ничего не ответил брату, только махнул товарищам рукой и, на ходу отряхивая пыль с одежды, быстро зашагал в сторону школы. Там его уже ожидали оба Кольки. - Ну, что, принёс? - Принёс, принёс! Привет, ребята, - Лёвка пожал руки товарищам и, вытащив из кармана шпаргалки, передал их Коле Рогозину. - Порядочек, - облегчённо вздохнул Рогозин и потёр руки, - теперь живём! -Ты чего это так раскраснелся, Лёва, - здороваясь с ним, с беспокойством спросил подошедший Виктор Натин. - Да, спешил. Боялся опоздать, - соврал Лёвка. Пришла ассистентка Марка Наумовича - молодая красивая женщина, пользующаяся успехом у старшеклассников и принимавшая знаки их внимания с добрым юмором, преподаватель ботаники Наталия Кондратьевна Блинова. Седьмой "А" дружно приветствовал её и был в восторге, что сегодня именно она будет помогать Марку Наумовичу на экзамене. Все знали, что "Наталья - свой парень" и если потребуется, всегда выручит. Наталия Кондратьевна пригласила учеников в класс и, Марк Наумович ознакомил ребят с порядком проведения экзамена. Оставив первых трёх добровольцев внутри, все остальные вышли из класса. Надеясь на Виктоа Натина, Лёвка решил идти с ним на экзамен в третьей тройке. Оба Кольки согласились, чтобы он шёл первым, и Коля Рогозин передал ему шпоры. - Смотри, Лёва, - предупредил он его, - если тебя прихватят, нам с Осенко труба. - Ничего, не пропадёте, - засмеялся Севка - монах, - сделаете, как я. Севка расстегнул пиджак и показал спрятанную за поясом книгу. Лёвка отошёл к окну и лихорадочно листал зоологию. Он понимал бессмысленность этого занятия, но не мог остановить себя. Наконец, заставил себя закрыть книгу и зашагал по коридору, пытаясь успокоиться и подавить посасывающий тошнотой страх. Вышли из класса первые сдавшие экзамены. - Ну, что, Веня, Марк не пиратствует? - Наоборот, даже подсказывает, - поделился своими наблюдениями отличник Веня Сухоруков - Я не знал где схема, так Марк сам нашёл и передал её мне, - добавил Сеня Горчаков. И я тоже получил пять баллов. Всё это обнадёживало, но волнение у Лёвки не проходило. Вот пошли впереди Дима с Виктором и Лёвка, с громко бьющимся сердцем, двинулся к дверям. Вышел из класса Валера - фофан и, толкнув Лёвку шепнул: - Если, что, спроси Наталью, она выручит. Лёвка вошёл в класс и направился к столу. Он не поздоровался и как будто даже не заметил Марка Наумовича и Наталии Кондратьевны, он видел лишь разложенные веером на столе экзаменационные билеты. Всё это не укрылось от глаз учительницы. - Да, не волнуйтесь вы так, Спивак, и берите билет, - как можно спокойнее сказала Наталия Кондратьевна, - вы, наверное, обратили внимание, у всех сдавших экзамен хорошее настроение, - подбодрила она Лёвку. Лёва взял со стола билет и тихо выдохнул: - "Седьмой!" - Покажите ка мне, что там у вас? - я уверена, всё это вам понятно и вы это знаете, - ещё раз подбодрила она Лёвку. - У вас третий вопрос: - скелет зайца! Возьмите экспонат на столе, - Наталия Кондратьевна кивнула головой в сторону стола, на котором стояли скелеты зайца, кролика и кошки, - и садитесь, готовьтесь. Лёвка взял со стола один из скелетов и сел за парту. Марк Наумович и Наталия Кондратьевна о чём-то весело переговаривались, не обращая на Лёвку никакого внимания. Отсчитав в кармане шесть шпаргалок, Лёвка вытащил седьмую с полным ответом на все три вопроса билета, и, облегчённо вздохнув, начал быстро переписывать ответы на чистый лист. Виктор взглянул на Лёву и, увидев, что тот, что-то быстро пишет, понял, у Лёвки всё в порядке. Почувствовав взгляд друга, Лёвка оглянулся и кивнул ему головой. Он уже был готов к ответу. Отвечать Лёва пошёл сразу же за Виктором. Он подробно ответил на два первых вопроса и перешёл к третьему - скелету зайца. Марк Наумович до этого небрежно слушавший его рассказ и перебрасывавшийся репликами с Наталией Кондратьевной, спросил Лёву: - Спивак, а что это в руках у вас такое? Показывая на скелет. - Это скелет зайца, - уверенно ответил Лёвка и, вдруг, увидел, что глаза Марка Наумовича наполняются слезами, потом, не выдержав, он громко и неудержимо расхохотался. Марк Наумович пытался остановиться, но у него ничего не получалось и он опять начинал хохотать повторяя: - Это скелет зайца! Это скелет зайца! Лёвка растерянно смотрел на смеющегося завуча, не понимая, что он сделал или сказал смешного. Не понимала всего происходящего и Наталия Кондратьевна, и готовящиеся к ответу ученики. Но вот, Марк Наумович немного успокоился и махнул Лёвке рукой. - Иди, иди, Спивак! Всё в порядке, четвёрка. Ну и насмешил ты меня. Это же у тебя в руках был не скелет зайца, а скелет кошки, - объяснил он Лёвкину ошибку. Теперь расхохотались все в классе и громче всех Наталия Кондратьевна. Испуганный и счастливый. Под общий хохот, Лёвка выскочил в коридор. Остальные экзамены у Лёвки прошли без приключений. Кончалось Лёвкино детство. Перед ним и его друзьями открывались дороги в неизведанный мир. Начиналась незабываемая, неповторимая пора юности: чудесные весенние годы, полные надежд и желаний. Лев Спивак. Израиль. 84752. Беэр - Шева. Ул. Радак 16, кв. 5 Т. 077-34-00-322 П. 052-466-49-77